Однажды в сумерках я развел костер и приготовил ложе, а Рита села поближе к огню и погрузилась в свои невеселые думы. И когда я увидел, до чего же рожа у нее капризная, кислая, вся душа во мне перевернулась, кровь ударила в голову, и просто чудо, что я не набросился на нее в ту минуту и не убил. Не помня себя, я рухнул на колени перед старым большим деревом с дуплом и взмолился:

– Мартин! Где ты ни есть... где бы ты ни был... отзовись! скажи! объясни! или мне конец! Перестань меня мучить!

– Чего ты хочешь?
– вдруг послышался недовольный голос.

Я оглянулся, думая, что это она, Рита, заговорила со мной, но она кивнула на дупло - мол, там ищи, в дупле. И как кивнула, прошу обратить внимание, так, как это делает человек, которому все надоело до смерти, которому хоть семьсот чудес света показывай - ему все уже нипочем, на все плевать; а еще и с намеком, что будь я чуточку поумнее, мы бы уже давно сидели дома в тепле и уюте, а не болтались Бог знает зачем по лесу. И это в минуту, когда кто-то таинственный откликнулся на мой зов! Я в ярости сжал кулаки. Но пересилил себя и, поднявшись с колен, подошел к дереву. Не знал я, как мне говорить с ним, как вступить в диалог, если я ничего, кроме древней, отвратительно морщинистой коры и причудливо изогнутых ветвей, не видел.

– Ты, Мартин?
– спросил я, осторожно, с некоторого расстояния заглядывая в дупло. Однако в его темноте ничего нельзя было различить.

– Я, - ответил невидимый обыкновенным человеческим голосом.

– Не может быть, - прошептал я.

– Тогда не зови меня и ни о чем не спрашивай.

– Нет, - передумал я, - согласен... это ты... А ты не мог бы показаться?

Несколько времени было тихо. Я на всякий случай отступил от дерева на еще более безопасное расстояние - все равно в темноте дупла, как я уже говорил, разглядеть что-либо не представлялось возможным, а вот остерегаться всяких неожиданностей следовало. Тут-то и возникло в дупле лицо Мартина Крюкова. Мало того что условное, а стало быть, неживое... не в этом дело... оно было как раз скорее живое, чем мертвое, на нем проявлялась мимика, и оно улыбалось мне... но оно было плоское, понимаете, оно было словно нарисовано на доске, что-то вроде иконы. Я не испугался, но и не обрадовался такому обману. Обман ведь был и раньше, в моем прошлом его тоже хватало, а уж с тех пор, как мы заплутали в лесу, он преследовал нас везде и во всем. Все было мистификацией, поэтому в явлении этой иконки я не почувствовал ничего по-настоящему нового в сравнении с нашими лесными буднями, но все же что-то ужасно обидное. И я сказал:

– Какой же ты Мартин! Ты... изображение, доска... ну, в лучшем случае, дух!

Он раздвинул губы в презрительной усмешке и ответил:

– Думай так, если тебе угодно. Но раз уж я появился, мы будем говорить.

Я внимательно посмотрел на него... как назвать это существо? Одушевленное существо, но в то же время нарисованное. Допустим, я буду называть его "доской". Так я решил в первое мгновение. Но доска была какой-то одухотворенной, даже чересчур, и к тому же меня сильно увлекло желание - не берусь судить о его своевременности - дать ему, существу этому, мужское имя. Хорошо, пусть он будет "духом".

Странный союз связал меня с "духом". Он дал мне понять, что я, вызвав его, теперь от него не отделаюсь, и мне, конечно, было странно представить себе, как он станет преследовать меня по лесу, если я вздумаю сбежать, но, оглядевшись кругом, я почему-то вдруг поверил, что это возможно. Все-таки он оставлял впечатление чего-то деревянного. Например, у него отсутствовали волосы, или они были изображены так, что их за условностью и не разглядишь. Или, скажем, его взгляд - живой, мерцающий, влажно блестящий и все же пустой, как если бы вместо глаз он имел обыкновенные дырки. То же и рот, открывавший за слабым шевелением губ черную пустоту. Мысленно рассуждая обо всем этом, я пришел к выводу, что поговорить нам стоит, ведь если бы "дух" хотел действительно обмануть меня, он принял бы более правдоподобные формы, а так, вот этим несколько надуманным и даже карикатурным своим обликом, он указывал, видимо, на установление телепатической связи между мной и настоящим Мартином Крюковым.

– Скажи, Мартин, - начал я, - для чего ты приказал мне и Рите идти в лес?

– Чтобы открыть вам истину, - ответил он без запинки.

– И в чем она?

– Я отвечу тебе при одном условии: если ты отдашь мне Риту.

Иными словами, он хотел, чтобы Рита влезла в то дупло, скрылась в его логове. Конечно, я не сразу это сообразил. Нахмурился, раздумывая и сомневаясь. Отдать Риту? Но зачем она ему? Зачем Рита "доске", хотя бы и одушевленной?

С другой стороны, не скажу, чтобы это условие показалось мне слишком обременительным и тяжелым, если уж на то пошло, оно вполне соответствовало моим пожеланиям. Мало ли я вытерпел от обыденности этой особы! Почему бы ей и в самом деле не исчезнуть в дупле? Но... была и третья сторона... я не таков, чтобы вдруг и просто так, за здорово живешь, выйти из рамок приличий и даже не попытаться взглянуть на поставленную предо мной задачу с позиций нравственности.

– Как это может быть?
– возразил я.
– Она ведь живая... живое создание... И как я буду выглядеть, если соглашусь на такой обмен?

– Ты же ученый, - усмехнулся он, - а что для ученого важнее познания истины? Тебе предоставляется шанс. Единственная в своем роде возможность. Будет странно, если ты ею не воспользуешься.

Я зашел с другого боку:

– А ты уверен, что действительно способен открыть истину... знаешь ее?

– Если это мое знание, как я могу быть неуверен в нем?

– Твое... но что оно представляет собой в свете объективности?

– Отдай Риту и узнаешь. У нее много энергии Зет, а это очень кстати для меня.

Мне показалось, что он совершил промах, и я торжествующе закричал:

– Но я вывел из нее эту энергию! И ты сам приказал это сделать. Какого же рожна ты теперь говоришь о том, чего нет? Где твое всеведение?

– Вывел... Вывел он! То было раньше, в другое время, - ответил "дух" грубо.
– Тебе не понять. Отдавай или проваливай!