Шрифт:
– Нет, этого я обещать не могу, – покачал головой мужчина.
– Почему? – серьёзно спросила Анна.
– Потому что, когда ты станешь моей женой, я просто физически не смогу этого не делать.
Красавица на миг замерла, осмысливая сказанное, а затем…
Такого горячего поцелуя не было у них даже ночью…
* * *
– Ну вот, теперь я действительно опоздала, – слегка потянувшись, Анна оторвалась от скомканных простыней и начала собирать разбросанную по комнате «униформу».
– Ерунда, успеешь, – улыбнулся Михаил, упёршись локтем в подушку и наблюдая за одевающейся красавицей.
– Ты на мне дыру протрёшь, – рассмеялась та, заметив его «оценивающий» взгляд. – Лучше отвернись. У нас до свадьбы так смотреть не положено.
– А всё остальное?
– А остальное по-разному, как получится, – гречанка показала язык и, поправив причёску, подошла к зеркалу. – Господи, ну и вид! Как я в таком на улице покажусь?
– Неправда. Вид у тебя просто шикарный.
– Ты думаешь? – задумчиво пробормотала девушка, придирчиво разглядывая себя и оправляя помятую юбку.
Через пару секунд, удовлетворившись наконец своим внешним видом, она вдруг весело хмыкнула и лукаво посмотрела на жениха:
– Слушай, Майк, а давай я не пойду сейчас на работу. Позвоню подруге, попрошу заменить, она не откажется. А мы с тобой возьмём в аренду машину, съездим в Пафос, я тебе покажу камень, где родилась Афродита. А?
– Да нет. Наверно, не стоит, – покачал головой мужчина. – У меня ведь сегодня тоже дела. Так что… хотелось бы, но не получится.
– Жаль, – Анна забросила на плечо сумку и тихо вздохнула. – Ладно. Тогда давай так. Сегодня я вернусь поздно, ты мне тогда завтра с утра позвони где-нибудь в десять-одиннадцать. Хорошо?
– Хорошо, только…
– Номер на телефоне записан. Только ты обязательно позвони, а то я умру от тоски.
– Позвоню обязательно.
– Да, совсем забыла. Будешь уходить, дверь входную захлопни. О’кей?
– О’кей.
– Ну, я тогда побежала.
– Беги. Под машину только не попади.
– Теперь ни-за-что.
Девушка чмокнула Михаила в щёку и, ещё раз оглядев себя в зеркале, быстро вышла из спальни. Через десяток секунд на улице щёлкнул замок. Хлопнула, закрываясь, калитка.
«Какая же она всё-таки… славная».
Улыбнувшись собственным мыслям, Смирнов встал и прошёлся по дому, прикидывая, как поступить. Обратный билет с «открытой» датой до Мюнхена лежал в гостиничном номере. В принципе, можно было бы задержаться здесь ещё на денёк – контейнер с закладкой требовалось передать куратору из кёльнской резидентуры в течение ближайших трёх суток. Времени, по любому, хватало. И на то, чтобы встретиться завтра с Анной, и на то, чтобы без проблем довести до конца свой этап операции…
«Нет… Лететь надо сегодня. Дело есть дело. А она… Позвоню ей с утра, как договаривались. А уже потом, когда разберусь с делами, возьму отпуск на неделю и… Вот чёрт! Получается, будто я сбежал от неё. Прямо из-под венца. Поматросил и бросил… Стыдобища… Ладно, попробую ей по телефону как-нибудь всё объяснить. Надеюсь, поймёт. Короче, вернусь сюда, максимум, через неделю, и уж тогда…»
* * *
…Увы, вернуться на гостеприимный остров капитану Смирнову было не суждено. Ни через неделю, ни через месяц, ни через год. Он даже позвонить не сумел. Виной всему стало утреннее сообщение от «Deutsche Welle»: «Вчера, в 21:30 по центральноевропейскому времени, в акватории порта Ларнака столкнулись два круизных судна. Одно из них затонуло. По предварительным данным, в результате крушения погибли 11 человек…»
Под седьмым номером в списке жертв катастрофы числилась Анна Смирну, гражданка республики Кипр…
* * *
За последующие двадцать семь лет Михаил Дмитриевич так и не женился.
О своей личной драме он рассказал лишь однажды. В 2010-м году. Андрею Фомину. Во время празднования Дня Строителя, когда они на пару «уговорили» литровую бутыль «Чивас Ригаль» двенадцатилетней выдержки.
Глава 4
Понедельник. 30 августа 1982г.
– Привет!
Раскрыв глаза, я оторвал голову от подушки и посмотрел на разбудившего меня парня.
– Вставать пора, всё лучшее в жизни проспишь, – хохотнул мой будущий сосед по комнате, бросая на пол тяжёлый баул.
Ну да, всё верно. Хотя Олег Панакиви и сам был поспать не дурак, однако всех остальных будил без зазрения совести. Каждое утро он вставал ровно в 8:30, стандартно отрывал лист от газеты и, шаркая тапками, брёл в расположенный в коридоре санузел. Треск рвущейся газетной бумаги моментально убивал любой сон, воздействуя на уши как трель самого противного в мире будильника.