Шрифт:
Обалдевший Прасолов сел на стул. Алла от удивления открыла рот.
– Это же гениально, – сказала она и тоже села на стул. – Вам необходимо провести эксперимент с прибором. Весь мир узнает, что вы гений. Вам дадут Нобелевскую премию.
Секретов сел на край кровати и скрестил на груди руки.
– Эксперимент. Я уже несколько месяцев думаю об этом. Но с кем мне обменяться душами? С вами, Алла? Вы представляете, что будет, если я переселюсь в ваше чудесное тело. А вы соответственно поместитесь в моё старое и дряхлое.
– Я согласна!
Алла аж встала.
– Нет! Я это не допущу! Есть риск, а я не могу рисковать вами. Вы мне слишком дороги, Аллочка. Что-то может пойти не так. Вдруг вы так и останетесь в моём теле. Это будет катастрофа. Я тогда кинусь под поезд или лишусь рассудка.
Алла села снова.
– Эксперимент можно провести с бомжом. Профессор переместится в его тело, а потом обратно, – предложил Кирилл.
– Нет! – воспротивилась этой идеи Алла. – Профессор в теле бомжа! Ни за что! Бомжи носители кучи болезней и могут умереть в любую секунду.
– Что же делать? – профессор встал с кровати и поглядел в окно.
Начался мелкий дождь. К стеклу окна прилип жёлтый кленовый лист.
– Я знаю.
Алла встала.
– Надо найти недостойного человека и переместить профессора в его тело.
– Причём желательно, чтобы этот человек был молод, – добавил Кирилл.
– Зачем? Как вы себе это представляете? – не понимал Секретов.
– Это мы как-нибудь сообразим, придумаем, – сказала Алла.
Секретов поглядел в её колдовские зелёные глаза. Она изменилась только в лучшую сторону. Круглолицая, курносая, она покрасила свои рыжеватые волосы в ярко-русый цвет. Грудь у Аллы стояла колесом, аж дух захватывало. Крутые бёдра просились к тому, чтобы их гладить и сжимать.
"Алла, Алла, почему мне не тридцать пять, да пёс с ним, не пятьдесят лет?" – озорная пьяная мысль стрельнула в голове Секретова.
Она так и осталась одна в тридцать пять. Кирилл успел разок пожить семейной жизнью, после которой у него остался сын, нервотрёпка с алиментами и постоянными требованиями денег от бывшей. Эта неугомонная женщина, непонятно что нашедшая в субтильном интеллигентном Кирилле, хабалистая продавщица в одном из ларьков одного из торговых центров, отстала от бывшего только несколько месяцев назад, когда сошлась с заезжим узбеком. Кирилл ненавидел торговые центры не только по объективным причинам, но и по иррационально-эмоциональным отчасти. Он всегда любил Аллу, но та не отвечала ему взаимностью. После развода он предпринял несколько попыток покорить привередливое сердце однокашницы, но пока не добился успехов в этом нелёгком деле.
Секретов проводил своих бывших учеников до калитки и вернулся в дом. Сразу стало скучно. Даже то, что ему удалось похвастать новым изобретением перед дорогими сердцу верными людьми, которые, как ему хотелось верить, не предадут в критической ситуации, не радовало. Секретов достал из шкафчика бутылку с настойкой, отпил прямо из горлышка, закусил куском чёрного хлеба. От нечего делать он включил телевизор, нашёл развлекательную программу и сел в кресло. Раздался звонок в дверь. Кто это мог быть? К нему никто не ходил. Неужели Алла и Кирилл, что-то забыли.
На пороге стоял сам мэр Лябин.
– Авдей? – не верил своим глазам профессор.
– Он самый.
Авдей широко улыбнулся. У него был расхристанный вид: пиджак расстёгнут, галстук ослаблен. За калиткой видна была чёрная машина, которая тут же уехала. В руке мэра был целофанновый пакет.
– Пустите, Роман Палыч?
– Конечно, проходи, Авдей, только у меня на стол поставить совершенно нечего. Только что ушли Аллочка и Кирюшка.
– Эти прохиндеи. Жаль их не застал, давно уже не виделся с ними.
Авдей разулся и потряс пакетом.
– Тут всё есть: палка колбасы, три банки консервов, икра и батон свежей выпечки с хутора только что привезли, только из печи.
Когда Авдей произнёс слово колбасы, Секретов едва не подавился густой смачной слюной.
– И, конечно, бутылка вискаря, правда початая.
Мэр выставил на стол квадратную бутыль.
Секретов быстро нарезал хлеб и колбасу и накрыл на стол. Авдей разлил виски по рюмкам.
– Конечно, виски положено пить из специальных бокалов, но я догадываюсь, что их у вас нет в наличии. Я гляжу вы Роман Палыч, не особенно процветаете. Это меня так трогает. Почему так неважно живёт простой народ и такие заслуженные деятели науки, как вы. Ну, за науку и за вас, Роман Палыч.
Выпили.
– Ты-то как, Авдей? – робко поинтересовался профессор.
– Как? Как? Никак? Кручусь, как белка в колесе. Показатели требует начальство рисовать. Приходиться изображать бурную деятельность на пустом месте, заниматься всякой фигнёй, выполнять глупые распоряжения и приказы.
– Так откажись от такой работы, найди работу полегче.
– Не могу. Власть – это наркотик. Засосало по самые гланды, понимаешь, не могу вырваться.
Секретов вспомнил:
– А Мишку Колодина помнишь?