Собственно столь выдающийся монолог многое показал. Ну первое, обыск, тем более и изнутри, чистый блеф, ну или грязный. Тюремщики такое не допустят. Это видно по всем коллегам. Только если перепугаться и самому позволить. И сильно никого бить нельзя. Так, стукнуть разок, но не более.

Второе, ограбить тоже не смогут – ограбление, оно и в камере ограбление. Тоже только если самому общим объявить. И даже доктор клизмических наук явно не отдал, ну по крайней мере всё.

Но страже плевать, как сидельцы распределили дежурства по мытью параши, которое является их обязанностью. С распределением возможны, ха, варианты. И рукоприкладство. Но ящера не заставили, хотя может пока не успели, а может и хотят пока поиграть с неосквернённым дерьмом в соответствии с их уродливыми представлениями.

Дальше. Крутоватый спалил себя. Стукач. Почесал щёку – совсем некстати в такой напряжённый момент. А это значит: «Выпустите меня отсюда! Я всё узнал, не кореша они! И я больше не буду блевать на ботинки таких уважаемых ладов! С радостью получу палкой по спине, если за такую жуть не списали». Ну да я тебе ещё нафиг не нужную инфу подкину. Что носатый, это Носатый. Хотя его повесят и без этого. Опера хотели узнать про оставшихся членов и членку, ха, банды. А от меня уже есть инфа, что скончались они скоропостижно. Так чего дальше кормить такую мразь?

Ну и важное и интересное. Три выродка, понятно, кулаками махать умеют, и будут бить жёстко и толпой. Клизматолог уже очко с трудом удерживает, и помощи от него не будет. Но и банде не будет. Стукач забьётся в угол. Аграрий и подмастерье смотрят с видом, что им пережитого хватит на всю оставшуюся жизнь, и чтобы они там ни натворили, но больше никогда и ни за что. Их наверно и отправили к отпетым для массовки и перевоспитания. Драться не будут, постараются забиться под кровати.

А вот ящер просто восхитил! Смотрит на меня так, что сразу понятно, встанет со мной плечом к плечу и будет биться насмерть! Зубами рвать! Отлично. Одному уже не столь сильному мне против троих умелых и беспринципных бойцов и убийц трудно пришлось бы. Ну, стража не дремлет, но лучше их у нас отбивать будут, а не наоборот. Я улыбнулся.

Один уголовник хмыкнул:

– А чего на НЕЁ пялишься? У него между ног ничего нет. Мы уже пощупали. Давай, или разгружай НАШИ денюжки и барахлишко, или готовься сдохнуть!

– Я мужик! – неожиданно высоким почти девичьим голосом напрасно очень быстро заговорил ящер, испуганно глянув на меня. – Я дракар! Сын лада и молодой драконихи! Очень редко рождается не дракон, а дракар! Просто молодой ещё, мы взрослеем в сорок и живём триста! А мне и двадцати нет! Но я лучник и шпажист! А ТО прячется в кармашке, как у драконов! Но показывать всем не буду!

– Ну да, и ссыт сидя! – захохотал второй гад. – С полуночи здесь, а всё терпит, стесняется нам и вертухаям показать!

– Мы редко… – начал дракар, но я остановил его ободряющей улыбкой.

Повисла тишина. Я медленно заговорил, глядя на Носатого и провоцируя мощную драку:

– А ты что за обмылок, вообразивший себя главным? Имя назвать ссышь? Не хочешь, чтобы все узнали, что ты за ублюдочное ничтожество? Я слышал про невероятного чмошника по имени Говножуй, мывшего парашу своими усами, вылизывавшего языком задницы сокамерников и проталкивавшего дерьмо длинным горбатым шнобелем. Так это ты! Вот уж довелось встретиться, не ожидал…

Собственно всё. Страшно оскорблённый Носатый, не коловшийся до этого, что он Носатый, ринулся вперёд, яростно рыча:

– Я Носатый! Атаман самой страшной банды Гарендагена и Стака! Да я лично троих замочил!..

Но спрыгнуть со стола, сидев по-турецки, требует немного времени. Совсем немного, но я был близко. И отшвырнув свой матрас я прыгнул вперёд, и встретил длинный шнобель ударом кулака, и бил я со всех сил, превратив именной нос в кривой пятак. Метнулся в сторону, ухватился за спинку кровати и двумя ногами встретил рожу с небольшим запозданием ринувшегося вперёд правого подельника бывшего носатого.

С левого фланга мне ничего не грозило – там дракар поставил подножку своему противнику, который напрасно проигнорировал его, ринувшись ко мне, и теперь прыгал на оппоненте, вымещая унижение и ломая кости, что не очень шло из-за небольшого веса стройняги, и визжал:

– Я Йонко! Йонкодрако! Я парень! Парень! Парень! А за воздушный поцелуй, получи пинка по морде! А за то, что хватал между ног, пинка туда же! А за подмигивание пинок в глаз! Сдохни сволочь!

Я весело посматривал за зверским замесом озверевшим дракаром противника, за выбиваемыми им зубами и выбитым глазом. Ну и сам плясал танец смерти на своих противниках. Только весу во мне побольше раза в полтора, и кости хрустели только так! А я ещё, отдавшись во власть своих прекрасных полусмертных пороков ярости и жестокости, и пальцы им ломал. Но в этом был и большой смысл. Мой Перстень Мантикоры, как я его назвал, уже был у меня в подсумке.

Было весело! Аграрий с подмастерьем смотрели на зверский смертный забой из-под кроватей. Клизматолог сжав кулаки вопил выдать нехорошим, ха, посильнее, хотя куда уж. Ну а стукач с визгом колотил кулаками в дверь, вереща выпустить его! И с той стороны уже тревожно выл рог, лязгала дверь из комнаты охраны сокровищниц и арсенала, ну наверно, к тюремщикам, раздавался весёлый рёв лейтенанта. Загремел ключ двери в наше логово веселья.

Я обхватил яростно верещавшего Йонко, и оттащил в левый угол, и там крепко держал, пока он не прекратил вырываться. Дверь резко распахнулась и в камеру повалили крепкие солдаты с булавами и цепями в руках. Один тюремщик с ведром воды орал из-за их спин: