Шрифт:
Тот, не прекращая посасывать голую уже кость, зачем-то горстями хватал горох из стоящего рядом с печью мешка и сыпал себе по карманам.
Нападение папаши Якобса заставило его отказаться от этого увлекательного занятия и обратить все силы в оборону. Тем более, что папаша Якобс оказался не дурак подраться. Он принялся так мутузить старика, что ворованный горох брызнул в разные стороны.
— Мое добро-о-о! — визжал тенорным фальцетом папаша Якобс, кулаками выколачивая пыль из спины старика. — Мой горох, моя чечевица! Ме-еня обворовывать!..
— Не обворовывать, — пыхтел старик, кое-как защищаясь от крепких кулаков папаши Якобса. — А только лишь забрать причитающееся нам!
— Тут все мое! — ревел Якобс.
— Купил девку по дешевке! — завопила ему в ответ злая старушонка, выпуская мои волосы из своих цепких ручонок. — Да она стоит в несколько раз дороже! Отдавай то, что не додал!
Она так пихнула меня, что я кубарем покатилась по полу. А старая мегера накинулась на Якобса и повисла на его спине.
Тут и Карл подключился.
Схватив метлу, он принялся колошматить ею прицепившуюся к отцу бабку. Якобс воодушевленно тузил старика.
Я сидела в ужасе.
И неизвестно, чем бы кончилась потасовка, если б папаша Якобс не начал побеждать.
Старик рвался из его рук, оставляя клочья своей одежды. Та расползалась по швам с сочным хрустом. В руках папаши Якобса осталась уже пара черных клочков от парадного сюртучка старика.
Бабка, наполучав метлой, съехала со спины Якобса на пол и сидела, громко охая.
И тогда старикашка предпринял отчаянную попытку победить.
У стола он оставил свою трость; за ней-то он ринулся в великолепном прыжке.
И ею же нанес сокрушительный удар папаше Якобсу прямо по темени, отчего тот рухнул, как подкошенный. Полилась кровь, пропитывая редкие волосы и колпак Якобса.
— Убили-и-и, — хрипел он. Его глаза совершали неторопливый обход глазниц независимо друг от друга.
Карл бросился к отцу — вот добрая душа!
Старуха, увидев такой поворот, ползком двинула на выход, притом весьма шустро. А старик, нервно одернув рваный сюртук, попытался придать себе гордый вид. Неспешно направился на выход, но не удержался — в пару прыжков вернулся к мешку с горохом и ухватил еще пару горстей.
— Вон! — прокричал Якобс. Он кое-как уселся и запустил свой тяжелый башмак в старика, как в нашкодившего кота.
Башмак прилетел точно старику по горбу, и тот прыснул, как испуганный курёнок.
А папаша Якобс внезапно повеселел.
— Хы-хы-хы, — рассмеялся он, рассматривая то, что было зажато в его руке.
Вместе с тканью сюртука он вырвал у старика и карман. В нем оказался кошелек, набитый медяками. Убытки и легкие телесные окупились с лихвой.
— Молодец, девка, — сурово похвали меня Якобс. — Не отдала хозяйского добра ворью!
Он почесал побитое темя и застонал. Видимо, удар был все же нешуточный. Папаша Якобс все никак не мог подняться, и нам с Карлом пришлось тащит его наверх под руки.
Там он повалился на свою кровать, прижимая к сердцу добытый в драке кошелек. Ему сделалось худо, и пришлось делать примочки из самогона и теплой воды.
А он метался и стонал, словно и в самом деле помирал.
Но денег из рук не выпускал.
Жуть!
Через полчаса, вроде, ему стало получше. И он прогнал нас, хлебнув как следует самогона и громко захрапев.
Мы с Карлом перевели дух и переглянулись.
— Ну, — произнес он. — Теперь идем кормить ужином лесорубов!
Глава 6. Праздник непослушания
К нашему с Карлом счастью, папаша Якобс не понял, что вместо чечевицы подавали гороховый суп. Да и бой у него отнял много сил. И, залив свою боль алкоголем, он отлично вздремнул, пока мы с Карлом продавали наш чудесный суп с горохом и копченостями.
Гороха мы не пожалели, мясо нарезали небольшими кусками, так что хватило всем. И все были сыты и довольны. Ну, и заработали мы немало, что уж.
Папаша Якобс все же унюхал копчености. Вечером спустился посмотреть, что это мы тут готовим. Но я уже отмыла котел, остатки костей уволок с собой побитый им старик. А горохового супа не осталось ни ложки.
— Чем это так пахнет? — подозрительно спрашивал Якобс, тычась во все горшки. — Как будто копченым?
— Лук немного подгорел, — соврала я. Получила, конечно, затрещину. Ай, больно!
Но денежки, наши честно заработанные денежки при нас остались!
Карл же придумал интересный тайник.