Шрифт:
— Купить-то купил, — согласился эльф. — Но не на свои деньги.
— Что?! — ахнул Якобс.
— На деньги сына, — подсказал ему Феланор и выложил завещание на стол. — Ведь таверна, доход с нее и все, что тут есть, ему принадлежит. Ведь так? А значит, и служанка его. А он, как мне кажется, вообще не давал своего согласия утаскивать ее ночью в лесок.
Тут Якобс вдруг осекся и замолчал, затравленно оглядываясь по сторонам.
Среди людей, приведенных Якобсом, был и законник. Он аккуратно отставил в сторонку свои вилы, поправил очки, огладил длинные усы и сунулся ближе, чтоб посмотреть в завещание.
Эльф ему любезно передал бумагу.
— Все так, — подтвердил законник, прочитав. — Бумага подлинная, хозяин всего действительно сын, Карл. И только он волен распоряжаться доходами от таверны, имуществом, деньгами, ну и, соответственно, купленной женщиной!
— Ну, вот мне и стало интересно, старый гоблин, — продолжил эльф, — куда это ты на ночь глядя тащишь служанку, принадлежащую не тебе, а сыну. Так что я просто забрал ее и вернул ее хозяину таверны.
— Но-но-но, — затараторил Якобс. Даже заикаться начал, как Карл в минуты волнения.
Договорить ему не дали.
Сверху, стараясь ступать твердо и уверенно, спустился Карл.
Хозяин таверны.
Глаза его все еще были красны от слез, а лицо бледно.
Но он уже успокоился и не выглядел потерянным.
— Ты все это время обкрадывал меня, — зло бросил он в лицо отцу. — Жил в этом доме, управлял всем, все забирал себе! Голодом меня морил! — выкрикнул он и треснул кулаком об перила.
— Но-но-но, — затараторил Якобс, — я же читать не умею! Откуда мне было знать, что там написано?! Я думал, все мое! Я так правда думал!
— Так вторая копия завещания должна быть в управе, — вдруг вступился законник. — Вам не нужно было думать! За вас давно обо всем подумали другие! И вам могли не сказать, что там написано!
— Забыл, — попытался наивно выкрутиться Якобс.
Карл чуть качнул головой.
— Не такая уж плохая у тебя память! — горько ответил он.
— Вообще-то, за такое мошенничество полагается строгое наказание! — снова влез законник. — Как минимум сотня плетей! Прикажете его наказать, мастер Карл?
— Делайте с ним то, что положено по закону, — ответил Карл.
— А-а-а-а! — заверещал Якобс. Но его крепко ухватили за руки, не позволили скрыться.
— Убирайся! — сердито выдохнул Карл, гневно кривя губы. — Чтобы никогда я тебя не видел! И не смей даже близко подходить к моей таверне!
— Но на что ж я буду жить?! — возопил Якобс, извиваясь, как пиявка. — На что?
— Раньше на до было об этом думать, — злорадно влез эльф.
— Ты просил двенадцать серебряных, — произнес Карл. — Вон они, валяются на полу. Бери их и убирайся навсегда. Этого хватит, чтоб начать новую жизнь… если у тебя достанет ума распорядиться ими правильно.
Эльф с укоризной глянул на мальчишку.
— Ну, зачем, — протянул он. — Этак он вообразит, что снова сможет паразитировать на вашем добром сердце. И, получив заслуженных тумаков, снова притащится сюда.
— Ни гроша больше не дам, — зло ответил Карл.
Якобса отпустили, и он с жадностью бросился на разбросанные деньги. Пополз по полу, обдирая на коленках чулки и собирая трясущимися руками монеты.
— А можно ли попросить вас, — обратился Карл к законнику, — составить бумагу, где будет написано, что Адель свободна? Она заплатила выкуп.
— Ну, разумеется! — радостно воскликнул законник, потирая руки. — Если вы нальете мне пивка, то я могу сделать это сейчас же!
***
И уже далеко за полночь законник ушел. А в моих руках осталась бумага, подтверждающая мою свободу.
Все!
Теперь можно было выдохнуть. Теперь можно работать в таверне, просить у шкафа много вкусного, готовить чудесные блюда и разбогатеть.
А я вдруг расклеилась.
Уселась на лавку за столом, уронила руки на колени, и встать не могу.
Смотрю на бумагу, а слезы так и текут по щекам.
— Адель, что же ты плачешь? — осторожно спросил Карл. — Ведь все же хорошо! Клянусь, я не подпущу теперь его близко к таверне! Он и пальцем тебя не коснется!
Какой добрый и хороший мальчик этот Карл… Я головой киваю, а сама реву.
— Воды, может, тебе принести? Или кружечку пива?! Тебе нужно успокоиться.
— Коньяк, — сказал Феланор твердо. — У нее истерика. И лучше б ей взять себя в руки, а то это нервное потрясение может перерасти в горячку. Живо!