Акке даже впередсмотрящему позволил вздремнуть, заняв его место. Но тот использовал свободное время иначе – зарезался в товисах со старшим помощником капитана. Они сидели у кормы, разложив игральную доску на бочонке с засаленной рыбой. Мидас без труда узнал в этой игре нордманский хнефатафл.

– «Железо севера», – нарушил тишину Акке. – Так с языка нормаднов переводится «Ньёрнорд». Я хожу на этом кнорре уже двенадцать лет и ты первый, кто обратил внимание на его название.

– Мне это показалось очевидным, – пожал плечами Карн.

– Как и мне показалось очевидным, что вы двое не странствующие друиды, – Акке хотел было повторить жест Карна, но тут же сообразил, что в данной ситуации это бессмысленно. Его бледно-синий глаз покосился на Мидаса

– Слишком богаты для притенских мудрецов? – скривился тот, почесав подбородок.

– Слишком, – кивнул Акке. – А еще среди друидов нет профессиональных воинов.

– А мы, стало быть, воины? – вздернул брови Мидас. – Профессиональные?

– Неа, – покачал головой капитан. Он внимательно посмотрел на Мидаса, потом перевел взгляд на Карна, который повернул лицо в его сторону. – Вы оба – нечто большее. Я многое видел, поймите, и в море, и на суше. Но таких как вы еще не встречал.

– И это пугает? – серьезно спросил Карн.

– Я из Тронхейма, – Акке гордо вздернул голову. Он уже не таился перед ними. Команда спала, а впередсмотрящий со своим оппонентом по игровой доске были слишком заняты игрой, так что никто не мог слышать его признание. – Я ничего не боюсь.

– Но ты среди данов и уже давно, – вступил в разговор Мидас. – Полагаю, на то есть веские причины.

– Есть, – кивнул Акке и его взор на мгновение потерял четкость. – Я был знаменосцем ярла Йоргена. Мы тогда воевали со свеями и дошли почти до Эльвдалена. Легкая победа, но лишь вернувшись назад, мы поняли, что произошло. Ярл Фольке отвлек нас малыми силами и увел от дома, а сам с большей частью хирда сжег все – от Рёрсу до Схьёрдала. В Схьёрдале жила моя семья – жена и четыре дочери. Я до сих пор чувствую на руках холод их обескровленных тел, над которыми раз за разом надругались хирдманы Фольке.

– Я слышал эту историю, – проговорил Мидас, решив поддержать капитана, наплевав на всякую секретность. Знаменосец конунга Эйрика действительно мог знать о тех событиях, а вот притенский друид – нет. – Вы тогда за двое суток дошли до Эстерсунда, хотя хирд на марше мог покрыть то расстояние не менее, чем за четыре-пять дней.

Акке не обратил внимания на замечание Мидаса, лишь коротко кивнул, не отрывая взгляда от далекого прошлого, которое останется с ним до последнего вздоха.

– Я знаю, что это неправильно, но до сих пор не могу перестать задавать себе один вопрос, – капитан кнорра прикрыл единственный глаз и обхватил голову руками. Затем резко выпрямился, его жесткие морщинистые ладони цвета слоновой кости непроизвольно сжались в кулаки. Он ударил ими о борт корабля и с вызовом посмотрел в низкое серое небо. – Где были мои боги? Где они были, когда мою жену и дочерей насиловали? Где они были, когда мою жену и дочерей убили, а потом снова насиловали? Где?

Он не кричал и не было в его голосе неудержимой ярости, которой там следовало быть. Боль прошлого давно прижилась в сердце старого капитана, но память, память раз за разом наводняла его душу темными образами, которыми нужно было с кем-то поделиться. Он годами копил эту тьму в себе и вот, встретил двух странников, которых никогда больше не увидит. Он столкнулся с ними по воле судьбы, и почуял в их душах что-то знакомое, будто увидел за их спинами секреты, могущие изменить все.

И он открылся им. Потому что порой проще рассказать все незнакомцу, чем самому близкому человеку. Особенно когда самых близких людей уже нет в живых. Когда их отобрали без надежды на возвращение.

– Я думаю, твои боги были там же, где и всегда, – ответил Карн, хотя едва ли Акке требовались какие-то ответы. Но его слова прозвучали и в них было чуть больше жестокости, чем он хотел. – Они были где-то далеко. Слишком далеко от смертных и их проблем.

Мидас бросил на Карна короткий взгляд и ощутил незнакомое чувство. Укол вины? Или это крома, выторгованная у команды за пару медных колец, дает о себе знать?

– А каково это им? Умирать? Богам, я имею ввиду,– продолжал Акке, уже далеко не в полной мере контролируя свои речи. Карн понимал его и не пытался остановить. Пусть лучше сейчас, с ними.

Настала очередь Мидаса едва слышно вздыхать и окунаться своим медовым взором в прошлое, о котором хотелось забыть навсегда.

– Думаю, плохо. Хуже, чем смертным, – глухо уронил он. Карн повернул голову в сторону древнего бога. Внезапный порыв Акке что-то затронул в душе фригийского царя. Парень уловил изменения в его божественной ауре, но не смог их прочесть.

– Почему же? – удивился капитан и посмотрел на Мидаса. Его бледно-синий глаз стал прозрачным и чистым, в нем не отражалось ни единой эмоции.

– Потому что для смертных гибель – лишь начало, а для богов… для богов это конец, – в этих словах прозвучала беспредельная тоска, замешанная на тысячелетней усталости. У Карна заломило сердце.

– А они не возвращаются? – Акке не переставал смотреть на Мидаса, он заглядывал ему в лицо со смесью интереса и благоговения, будто понимал – кто на самом деле стоит перед ним. – Я слышал легенды о том, как Всеотец воплощался в телах смертных. Но это другое, я говорю не о…

– Я понимаю, о чем ты говоришь, – мягко перебил Мидас. – Они могут вернуться, но почти никогда этого не делают. Потому что… потому что это как начать все сначала. Прожить тысячу жизней и вмиг забыть обо всем, что узнал, оставшись наедине с болью и пустотой. Без всякой надежды.