— Тогда лучше посмотри в зеркало, Таннер. Единственный человек, который причиняет мне боль — это ты.

Она соскальзывает с матраса, и футболка развевается на воде, когда она поворачивается, чтобы уйти. Там, где ткань касается ее кожи, она прилипает к ней и становится прозрачной, но, хотя мой член твердеет, я этого почти не замечаю. Мои плечи опускаются. В груди гаснет последняя искра.

Я причинил ей боль.

Для нее это не прошло бесследно.

— Твое плечо. Этот синяк…

Я не могу подобрать слов.

Не могу выразить, как мне жаль, как это меня убивает.

— Я никогда… я не должен был… Элси.

Она замирает, вода доходит ей до груди. Медленно она поворачивается ко мне лицом, в ее глазах застывает недоверие.

— Таннер. Так вот в чем дело? Синяк?

Я опускаю голову.

Не могу смотреть на нее.

Мне так стыдно.

Девять

Элси

Человек, стоящий в бассейне передо мной, выглядит сломленным.

Король повержен.

Широкие плечи Таннера сильно опущены, его покрытое шрамами лицо опустилось к воде. Черная рубашка промокла насквозь, прилипая к рельефной груди, а на татуированных предплечьях блестят капельки воды.

Так вот в чем проблема? Это из-за тех маленьких синяков, которые он оставил на мне?

— Таннер.

Я с осторожностью делаю шаг вперед. Он не поднимает глаз. Даже когда моя рука поднимается из воды — разбрызгивая блестящие капли — и ложится ему на плечо.

— Таннер. Послушай меня. Я не обращала внимания на эти синяки. Они не причинили мне боли. Все не так уж и плохо. Я…

Мои щеки порозовели.

— Мне они даже понравились.

Он смотрит на меня, его брови приподнимаются. В его глазах появляется проблеск надежды, и, Боже, мое сердце никогда так не сжималось.

Я провожу большим пальцем по его плечу, взад-вперед.

— Действительно?

Он внимательно изучает меня, будто пытается прочитать ложь на моем лице. Он знает и читает меня так хорошо, что, вероятно, смог бы.

— Да.

Мои щеки горят сильнее солнечного ожога, но я продолжаю. Это слишком важно.

— Мне понравилось чувствовать твои прикосновения. Сравнивать отпечатки своих ладоней с твоими.

Я прочищаю горло, и мой голос внезапно становится хриплым.

— Мне понравилось, что ты отметил меня. Будто… будто я принадлежу тебе.

Он меняется у меня на глазах. Становится выше, уверенней. Таннер поднимает подбородок, и его грудь вздымается так сильно, что по моей груди пробегают крошечные волны. Они достигают моей прозрачной футболки, и его темный взгляд останавливается на моих сиськах.

— Чья это футболка? — бормочет он.

Я искоса смотрю на него.

— Хм. Твоя?

Послушайте, знаю, что воровать — плохо. Понимаю. Действительно. Но я была в прачечной, так сильно скучая по нему, все еще ощущая покалывание от того, что он так близко, и когда я увидела стопку его вещей…

Дерьмо.

Я прикусываю нижнюю губу.

— Прости, — выпаливаю я. — Я верну ее, клянусь. Мне не следовало брать…

Его губы прижимаются к моим.

Таннер накрывает мое тело подобно самой мощной волне — непреодолимая сила поднимает меня и прижимает к себе. Я льну к нему, прислоняясь все ближе и ближе, выгибая спину и потираясь голыми ногами о его промокшие джинсы.

Джинсы.

Верно.

Таннер полностью одет.

Я отстраняюсь, моргая, все еще сбитая с толку тем, что произошло, но он рычит и притягивает меня обратно. Прижимает так крепко, что, кажется, никогда не отпустит.

Меня это устраивает. Более чем.

Все это.

— Кабинет, — ворчит он, поднимая меня на руки, будто я ничего не вешу.

Я обвиваю его руками за шею, а ногами за талию. Таннер ведет нас к каменным ступеням в конце бассейна и выносит меня вот так, средь бела дня.

Любой может увидеть. Не обращайте внимания — они действительно видят, перегибаясь через балконы и размахивая веерами.

Таннер тоже их замечает, но не отпускает меня. Он рычит и подтягивает меня повыше, сжимая мою задницу через трусики бикини.

При каждом шаге по двору я трусь о него всем своим телом. О твердую плоть, выступающую под промокшей тканью его джинсов. И мне все равно на тех, кто смотрит — я запрокидываю голову и вздыхаю, двигая бедрами, стремясь ощутить это сладкое жжение.