— А почему…

— Он же эту аппаратуру не на каком-то отдельном участке выпускает, у него детали для нее на всем заводе где-то выпускаются. Однако одно я могу сказать уже сейчас: потребуется много меди и алюминия: там детали из алюминиевой бронзы в основном делаются.

— Ну, с алюминием мы проблему, можно сказать, уже решили: одна Новосибирская ГЭС…

— Я думал, что все электричество Курчатов себе заберет.

— А ему уже столько электричества не нужно. Впрочем, даже если на все грузовики газовую аппаратуру ставить, алюминия нам хватит: в крайне случае немцы нам помогут. У них с бензином…

— А может им просто чертежи передать? Пусть они и себя агрегатами этими обеспечивают, и нам их поставляют. В качестве платы за лицензию.

— Нам их нужно больше, чем немцам, столько за лицензию… впрочем, действительно: зачем наших специалистов от работы отвлекать? А насосы пусть тогда чехи делают.

— Я такое распределение труда поддерживаю. А платить им будем нашими детандерами: их как раз в Молотове наделают сколько угодно. Только… надо бы их перед этим запатентовать, а то передерут конструкцию.

— Ну что же, этот вопрос решили. А теперь перейдем к более серьезным: товарищ Хруничев говорит, что его министерству, а конкретно — товарищу Королеву, срочно нужна помощь ваших специалистов. Наследующей неделе состоится заседание комиссии ВПК по этому поводу, а вы предварительно ознакомьтесь со списком, который товарищ Королев прислал в министерство…

К концу пятьдесят четвертого года в СССР выпускалось гражданских самолетов разве что чуточку меньше, чем в США. И все это производство потребляло огромное количество алюминия. Ну, не то чтобы очень уж огромное, даже при довоенном уровне производства металла бы на всю авиапромышленность хватило — но алюминий ведь не только для самолетов требовался. А закупать его за границей (хотя бы и в Германии в счет репараций) было делом не очень правильным — так что новые алюминиевые заводы появлялись даже быстрее, чем новые авиационные. Очень новый завод был выстроен под Иркутском: электричество с Иркутской ГЭС вообще-то планировалось использовать иначе, а раз уж иначесть стала неактуальной, то зачем электричеству-то зря пропадать?

Вообще-то по планам, представленным Лаврентию Павловичу в сорок девятом году для работ Спецкомитета нужно было чуть больше четырех гигаватт «базовых мощностей», поэтому Иркутская ГЭС — первая их станций Ангарской ГЭС — и строилась исключительно ударными темпами. Но когда стало понятно, что можно обойтись и жалким одним гигаваттом, а то и всего половинкой, никто стройку отменять не стал. Во-первых, потому что большую часть станции уже построили, а во-вторых… То есть алюминий тоже имелось в виду производить. И товарищ Патоличев, очень детально обсудивший вопрос с Глебом Максимилиановичем Кржижановским, даже строительство «ускорил». В своей весьма специфической манере ускорил: лично приехал на стройку разбираться с текущими проблемами, наглядными примерами показал строителям, что они получат когда стройку вовремя закончат — и в сентябре пятьдесят четвертого на Иркутской ГЭС начали крутиться два агрегата. Первый в начале сентября, второй в конце — а до конца года планировалось запустить еще три. Ну а оставшиеся — не позднее начала лета пятьдесят пятого. Правда на этом строительство ГЭС не прекратится: Николай Семенович очень специфически отнесся к тому факту, что, хотя место для шлюзов и было зарезервировано, эти самые шлюзы никто строить не собирался. То есть раньше не собирался, однако после живительных пинков Генсека очень даже засобирались. А пинки Николай Степанович решил раздать потому, что строительство следующей электростанции на Ангаре, Братской, уже началось — а возить очень тяжелые грузы на шестьсот километров по воде всяко дешевле, чем посуху, а если учесть, то там и дороги-то приличной еще не было…

Ну да, Падунские пороги баржа с грузом не пройдет, но ведь вокруг порога железная дорога еще до революции была выстроена, так что пришлось гидростроителям расстараться. Обещали к следующему лету первую (из двух запланированных) линейку шлюзов выстроить — и бросились стараться изо всех сил: товарищ Патоличев — в отличие от товарища Сталина — на невыполнение обещаний спрашивал очень сурово. И особенно сурово он относился к тем, кого считал саботажником и «врагом народа». А вот к тем, кто всеми силами стремился нанести стране пользу, он относился исключительно хорошо…

Ну а тех, кто «наносил стране пользу», было много. Большинство ее наносили по заданию партии и правительства, но и инициативников было вполне достаточно. Правда, часто бывало и так: наносишь пользу, наносишь — в потом эти партия и правительство говорят «спасибо, не надо». Например, два года трудились товарищи Мясищев и Челомей по программе «Буран», а затем правительство сказало «спасибо, товарищи, вы свободны» — просто потому, что за это время другие товарищи сделали что-то покруче и подешевле.

Но такая работа — даже если она и не приносит «вещественного результата», дает новые знания — а уж куда эти знания применить на пользу государству и народу, умный человек сообразит. Владимир Михайлович наработав определенный опыт в части проектирования сверхзвуковых планеров, предложил товарищу Шахурину сделать самолет практически с теми же параметрами, что и М-4, только уже сверхзвуковой. А Владимир Николаевич Шахурину ничего не предложил: у него работы по самолетам-снарядам хватало. Причем работы довольно интересной: моряки, очень обрадованные тем, что новые «игрушки» теперь можно было запускать непосредственно из транспортного контейнера (придумали в ОКБ-51 как у изделия крылышки складными сделать), высказали ему некоторое неудовольствие низкой точностью столь удобного оружия.

Обоснованно высказали: на каждый вражеский корабль ведь специзделия не напасешься, а за тысячу километров в него прицелиться не очень-то и просто (в особенности, когда свой корабль во время шторма болтается как известно что известно в чем). Однако, несмотря на все усилия радиоинженеров, радиолокационная система наведения во-первых могла поймать цель в море на дистанции порядка пяти километров по азимуту (то есть при стрельбе на эту самую тысячу в одном случае из пяти), а во-вторых, не мог радар определить, где в районе цели авианосец плывет, а где какая-нибудь шаланда болтается. А если учесть, что вообще-то корабли и плавают довольно быстро, а снаряд до цели летит больше получаса, то проблема его наведения была весьма острой.