От стремительной пробежки вверх по лестнице ему стало плохо. Очень плохо.

Последние несколько дней он жаловался на странную слабость...

Олег сразу понял, в чём дело. Но озвучивать не решался. Он же не врач.

Юра окончательно оклемался только под конец поездки в больницу и тут же потянулся за сигаретами. Но Данилыч ударил ему по рукам.

– - Нехуй! – сказал он, отобрав пачку. – Ты ёбнутый? Подохнуть хочешь?

– - Э, отдай, курить хочу… -- простонал Юра. – Хуже не станет…

– - Станет. Теперь тебе, братан, придётся бросить.

– - Схуяли…

– - У моего деда было то же самое, -- сказал Олег.

– - Что было?

– - Кровью кашлял. В обмороки падал. Курил как не в себя тоже…

– - Да вы гоните! Дай сюда пачку…

Но сигарет ему никто не отдал.

А потом врачи. Обследования. Бледное от страха лицо Юры. Всё закружилось, завертелось.

Глаза бедняги серели от ужаса с каждой минутой, проведённой в больнице.

Нойманна поставили в курс дела. И координатор тут же организовал обследования Юры в одной из частных клиник. В той клинике быстро пришли к выводам о диагнозе. Не пришлось тратить время на долгие метания по кабинетам врачей – Юра всё прошёл быстро.

Рак лёгких. Третья стадия.

В тот день у группы был выходной, поэтому в палату к Юре пришли все бойцы. Неловкое молчание в начале не продлилось долго. Кто-то попытался шутить. Но обычно задорному Юре эти шутки никак не приходились по душе. Он совсем утратил своё чувство юмора. Он был напуган так, как его не пугала ни война, ни опасности работы в Организации.

Сложно разговаривать с человеком, которого практически приговорили к медленной и необычайно мучительной смерти.

– - Восемьдесят пять процентов смертность, блять, -- сказал Юра, дрогнув голосом. – Куда тут радоваться?! Я помирать буду!.. Помирать, нахуй!

– - Но ведь пятнадцать процентов всё же…

– - Дурак был! Дурак! – не слушал Юра.
– - Пока не столкнёшься с этим – не понимаешь ведь нихуя, что травишься!... Что смертный приговор сам себе подписываешь, сука!... Вот что, пацаны! Никогда не курите. Бросайте нахрен! Кайфа в этом нет нихрена! Я вот уже три дня не курю… и мне похуй на сигареты! Представляете, раньше и пятнадцати минут протянуть не мог, а тут – как отрезало, блять! Оказывается, бросить-то было легко, сука!.. А дохнуть от рака лёгких… я тут почитал… полный пиздец! Почему я раньше этого не читал?! Я не обращал на это внимания! И думал, что меня пронесёт! Сука!!

Юра с размаху ударил кулаком по койке. Не удержался. Расплакался. Эмоции хлынули из него бурным потоком. Сожаления, тоска по жизни. И безнадёга.

– - Как же я на самом деле… хочу жить… просто жить, нахуй… Просто дышать воздухом!… Пацаны… Бля… Как же хорошо – просто жить…

Казалось, он прошёл через войны, через сложнейшие передряги. Но одно дело погибнуть в бою – быстро. А другое – подохнуть от опустошающих болей, в мучениях от химеотерапий...

Юра поменялся в одночасье. Его было не узнать.

Бойцы прятали взгляд. Никто не знал, что сказать Юре, как утешить своего друга. Как помочь ему.

А за окном тихо и безмятежно шелестели тополя, словно не замечающие всей трагедии.

– - Не верится… что я умру, а они будут шелестеть и дальше, -- сказал Юра, когда ему удалось наконец унять рыдания.
– - Я исчезну. А они останутся. Эти ебучие тополя… И облака будут по небу плыть. И солнце светить, а ребятишки… на той площадке… будут играться дальше… Только я всего этого уже не увижу. Никогда. Никогда…

Рома нашёл их в канаве только рождёнными. Два котика. Два маленьких и беззащитных комочка. Оба в ладонь ему уместились. Хозяева, которые их выкинули, были очень «добрыми» людьми. Не решились утопить, похоже. Подумали, что смерть в канаве под дождём гуманней. Один котик был поменьше, слабее. Уже посинел и не двигался. А его брат ещё издавал слабые писки из травы. Рома услышал эти жалобные звуки. Отыскал котяток в траве. Принёс домой, пришлось прогулять работу. Котята важнее. Отогрел сразу. Сходил за шприцами в аптеку и в магазин за молоком. Нагрел молочка, покормил. И так каждые три часа… приходилось не спать. Пищать котятки начинали, просили кормёжки. И нужно было их поить молоком.

Посиневший котёнок со временем отошёл, стал двигаться. Слава Богу. Рома не пережил бы смерти котёночка на своих руках. Ему удалось их спасти.

Пришлось выйти на «больничный», чтобы ухаживать. Терапевту Рома сказал, что у него пересекло спину – такое никак не проверишь, возразить нечего, потому дают «больничный». Предложили, правда, укольчик, но Рома сказал, что предпочитает миорелаксанты пить.

А поход в поликлинику получился тревожный. Как там котятки дома? Без него. В этих очередях к терапевту одуреть можно было…