Тут же властные, мощные руки вцепились в скромную верхнюю полоску с двумя выступами и слегка подергали маленькую вещичку. Она еще раз села, изображая стул, сняла и эту одежку. Руки мужчины, довольные до безобразия, взяли в свои руки верхние, чувствительные выступы на ее теле, сжали, потом нежно-нежно стали проводить местный массаж чувствительных участков тела, освобожденных от ткани.

В какой-то момент времени рукам это надоело, и они бесцеремонно полезли к ногам. По этой дороге руки столкнулись с еще одной тоненькой одежкой. Руки нервно дергали несчастную тряпочку. Анфиса выкрутилась из последней одежки, оставив ее в руках мужчины.

Внезапно огромная масса тела взлетела над ней в порыве человеческих чувств. А ей очень захотелось выкрутиться из-под этой массы тела, но она практически подчинилась… «Еще немного, еще чуть-чуть» – и две массы тел объединились бы в одну, но как будто кто свыше сообщил об этом четырем людям сразу:

– некто позвонил в дверь,

– зазвонил телефон,

– запели на разные голоса два сотовых телефона.

Пара распалась на две части. Степан Степанович поднял свое огромное тело и рванул к личному сотовому телефону. Анфиса на три части разорваться не могла. Она стала собирать в кучу свои вещи, потом пошла за халатом, потом рванулась к телефону, а сотовый сам замолчал, оставив номер звонившего человека…

У двери стояла Инесса Евгеньевна:

– Анфиса, давай свой стул. Я его продам, есть покупатель на старый стул.

– Я раздумала его продавать, Инесса Евгеньевна, мне на нем хорошо думается.

– А кто там у тебя по телефону говорит? Платон дома сидит. А ты чего такая лохматая, и лицо у тебя красное, возбужденное…

– Я Вам потом объясню. – сказала Анфиса и попыталась свекровь отодвинуть от двери.

– Ты чего, Анфиса, я тебе помешала?

– Нет, я стул не продаю! Тема исчерпана.

– Анфиса, с кем ты там говоришь?! – прокричал Степан Степанович и высунулся в прихожую.

– Анфиса, ты не одна! – вскричала Инесса Евгеньевна. – А как же мой Платон?!

– Платон деньги отдает вам? Значит, и живет у Вас, а я сама по себе.

– Бабы, что за разборки в такое время?! – зашумел недовольный ситуацией Степан Степанович. – Что за ерунду вы говорите?

Инесса Евгеньевна слабо, но стала соображать, видимо, на ее гладиолусе очередной цветок распустился:

– Ухожу, ухожу. – сказала женщина и резко прикрыла входную дверь.

Платон сидел с двумя телефонами: сотовым и обычным, глаза у него были грустные-грустные. Ему было очень плохо.

– Платон, – сказала вошедшая в квартиру Инесса Евгеньевна и замолчала.

– Мама, Анфиса отдала тебе старый стул?

– Ей не до стула, я так поняла ситуацию в ее доме. Она стул не хочет продавать. А ты откуда про стул узнал?

– Анфиса мне стул отдавала склеивать, а потом мы провели серию климатических испытаний с этим стулом по ее просьбе.

– Понятно, а мне сказала, что стул ей от бабушки достался. Платон, ты не мог бы еще двенадцать стульев подвергнуть этим самым испытаниям, которым подвергли первый стул?

– Мать, ты чего? Анфиса просила еще для пяти стульев провести цикл испытаний, а ты уже двенадцать стульев предлагаешь, не много ли тебе?

– А жить всем хочется. Трудно помочь? Хочешь, я выступлю официальным заказчиком этих самых испытаний над стульями? Только надо все сделать так, как было со стулом Анфисы. Стул замечательно смотрится.

– Не понял.

– Ты давно был в антикварном магазине?

– Я туда вообще не хожу.

– Зайди, посмотри, чем торгуем. Где на всех покупателей антиквара найти? Вот, сами и придумываем вар-антиквар.

– Прости, не сразу понял. Ладно, испортим твои стулья по полной программе. У нас все записано. Кто-то у Анфисы есть? Она тебе говорила?

– Нет, я у нее никого не видела и ничего про других мужчин не слышала.

– А мне показалось, что у нее вместо антикварного стула славянский шкаф завелся.

– А шкаф в твою печь не влезет? Мы бы шкафчики сделали…

Анфиса словно очнулась ото сна и внимательно посмотрела на Степана Степановича так, словно холодным душем его облила:

– Степан Степанович, шел бы ты домой, ну не люблю я тебя!

– Чего глупость говоришь? Куда я пойду? Мне и тут нравится.

– Зачем ты ко мне банным листом прилип? Я думала, что Платон ушел, я одна поживу.

– Это его мать приходила? Красивая женщина!

– Шел бы ты к ней, что ли.

– А возьму и пойду, вдруг не прогонит. – сказал Степан Степанович, надевая рубашку.

– Ты что – всеядный? Тебе все равно, кто и с кем? – спросила Анфиса, застегивая молнию на халате и надевая тапочки на ноги.