На чёрной краске — белые царапины. Три строки, семнадцать слогов, тринадцатью тринадцать сломанных ногтей. Чтобы напугать, не надо распинаться, ведь самое страшное сокрыто между строк. 169 мрачных, циничных и жутковатых историй, написанных в духе японской поэзии "хайку": три строки по пять, семь и пять слогов, ни больше ни меньше.
Видел лес много
смертей. Шепчет листвой о
них – но все глухи.
Безглазым лицом
плачет небо. Ночью бог
вырвал все звёзды.
Нож. Лик убийцы.
Застыл размытый стоп-кадр
в зрачке мертвеца.
Сидит за окном
мышь летучая хищно
размером с лошадь.
В пальцах костлявых
смычок. Скрипач вышел на
бис с того света.
Ремни не порвать.
Коса маятника всe
ниже и ниже.
Лицо из стены
стонет в муках: «Уходи,
или примкнeшь к нам!»
Закат мира. Древ
алых кроны. Листопад
радиации.
За лазаретом
яма. Фельдшер бессилен —
брат идёт к брату.
В сети катакомб
эхо плача. Скрип ногтей
в закрытом гробу.
Смеюсь последним
в петле. Меня – за ногу,
вас же – за шеи.
Путь в солончаках
проложен по лохмотьям
и хрупким костям.
Когда гарь фабрик
затмит небо, на троне
задохнeтся бог.
Кости в подвале
таверны – вот где стелет
трактирщик гостям.
Улыбка в ночи.
Незваный гость. Полон рот
краденых зубов.
Деревьев вокруг
нет, но слышу вдруг: ветки ль
в окно мне стучат?
Восходит луна.
Стопа в плену между скал.
Я слышу прилив.
К двери чулана
льнeт дитя, зная: скоро
друг выйдет играть.
Подушку прижал
к лицу супруги. Скоро
спокойно вздохну.
В склепе подводном,
дней закат ожидая,
грезит мёртвый бог.
Наркоз, яркий свет.
Маски без лиц, без сердец
лечат от жизни.
«Найду ль я покой?
Дай ответ мне, о ворон!»
Увы – «Никогда».
Не видно ни зги.
Просыпаюсь. Крик глохнет
под толщей земли.
Пропало с поля
тыкв пугало. С ним – серп и
фермера семья.
Крови капели
вторит плач. Безутешно
дитя среди тел.
Бугрится земля
сетью вен, вскормив дивный
цветок из плоти.
Смог небо душит.
Тлеют души, как уголь,
в печах заводских.
Алый на белом.
Нож в тонких руках – рано
пришлось овдоветь.
На дне реки – крыс
кости и трупы детей.
Флейтист взял своe.
Сколь живы черты!
Тихий стук. Бьются сердца
фигур восковых.
В ней мeртв человек —
лишь страстью движим тела
разбитый фарфор.
«Одиноко», – губ
бледных зов бессловесный
с болотного дна.
Ножа взмах. Затих
детский плач. Кровь на чeрной
козы копытах.
Мор. Страх. Трупов смрад.
Закат века людей. Крыс
черёд править бал.
Утих мерный скрип
с ударом оземь глухим —
удавка сгнила.
Снег. Мрамор плоти.
Ждeт весны алый иней —
ручьeм крови стать.
Где суженый мой?
Уж который год жду я
под мутной водой.
Ждать стук человек
последний не стал. Выстрел
не слышал никто.
Полвека пью грязь,
ловлю крыс. Вы забыли
меня. Я вас – нет.
Надписи вижу
наоборот. Злорадный
взгляд отраженья.
Сетей полог. Шум
жвал и лап. Треск коконов.
Пища потомству.
Чердак. Звон цепей.
Тайна семьи. Голоден
отпрыск ущербный.
Сжав пентаграмму,
ждёт родов мать. Рогами
сын выйдет в отца.
Гладит живот. Крест
в руке перевeрнут. Ждeт
в чреве Мессия.
Молитву прочeл —
дочь плачет гноем. Шея