Шрифт:
Тяжело вздохнула.
Она не знала, как к себе относиться, сомнений уже не было — она стала монстром. Хотелось сбежать от тревожных мыслей, снова забыться во сне. Ана закрыла глаза в надежде, что все пропадет, исчезнет. И мир, и она, и те, кто с ней это сотворил.
Дверь отворилась, и вошла старушка, осторожно неся поднос с наставленными на него тарелками.
— Вот, покушать принесла, птенчик мой. Осталось всякого понемногу на кухне, вот и собрала. Хлебушек там, бульончик, рыбка. Кушай-кушай.
Она поставила поднос Ане на колени и села рядом. По комнате сначала распространились ароматы еды, а потом в нос ударила терпкость чеснока, перебивающая все остальное.
Ничего не исчезло.
Ана печально посмотрела на поднос, а потом перевела взгляд на свою благодетельницу: старушка была сухонькая, вся в морщинах, седые волосы собраны в пучок, одета в черно-белую форму горничной, белый передник был весь в масляных пятнах, видимо его использовали, чтобы вытирать руки, на лице играла озорная улыбка.
— Ну что смотришь своими серыми глазищами! Ешь, говорю! — старушка аккуратно подвинула поднос чуть ближе. — Глазища какие, совсем бесцветные. Люди не пугаются? За слепую не принимают? Ну я-то вижу, что со зрением у тебя все в порядке, вон как вылупилась. Я Хельга, самый важный человек в доме! — она гордо приосанилась, а потом охнула и схватилась за спину. — Радикулит, проклятый! Ты зови меня бабусей, все так зовут…
Ана не спеша хлебала бульон, слушая болтовню Хельги. Каждый глоток давался с трудом, все тело ломило, ложка еле держалась в руке, горло жгло, желудок после нескольких дней без еды отказывался полноценно работать, однако она впихивала в себя ложку за ложкой, не желая отвергать доброту суетной женщины.
— Где я? — слабо улыбнувшись, спросила Ана.
— Ну как где, деточка? У мастера. Принес тебя, положил в самую дальнюю комнату и запретил слугам заходить. Опасно, сказал. Сам каждый день здесь бывал, вона смотри сколько перевязок сделал!
Ана оттянула ворот ночной рубашки и увидела, что весь торс замотан бинтами. Но ей сложно было поверить, что он делал это самостоятельно. У нее побежали мурашки по коже, когда она представила, что мог сделать мужчина с ее бессознательным телом. По лицу разлилась краска. Но вслух она только едва слышно буркнула: «Мог бы и пыль протереть тогда».
— А я что, слуга что ли, давно уже нет. Вот и заглянула, как увидела, что мастер о тебе так печется. Раз он, значит и я. Кто лучше бабуси за больным присмотрит! Да без меня здесь все бы уже к праотцам отправились! Мне вот уже больше ста, а я живу и здравствую, значит и остальные у меня такие же будут! Ты кушай, рыбку я чесноком сдобрила, он от всех болезней помогает.
Послышался звук шагов, и в дверном проеме показалась мужская фигура.
— Хельга!
Старушка подскочила от неожиданности.
— Ой, мастер, за что же вы так со старой женщиной, — запричитала она и вся сжалась, стараясь стать как можно меньше, — я тут вашего подобрыша кормлю, а вы меня в могилу свести вздумали! — ее голос звучал значительно тише, чем когда она разговаривала с Аной.
Старушка попыталась ретироваться, но путь был прегражден.
— Хельга. Я запретил сюда входить, — негромко, но твердо произнес мужчина.
— Простите за непослушание, — старушка смиренно поклонилась.
Только тогда мужчина сделал шаг в сторону и выпустил ее из комнаты, Хельга мелкими шажками засеменила вон.
Ана узнала его. Это он был в ее туманных воспоминаниях. Мгновение назад она еще сомневалась, но вот, в комнату вошло подтверждение того, что и подвал, и таинственный спаситель действительно существовали. Только что она представляла, что этот человек мог с ней сделать, пока менял повязки, но, увидя его перед собой, она не испытала ни чувства благодарности, ни тревоги. Мужчина подошел ближе и сел на кресло рядом с кроватью. На первый взгляд, он не производил никакого впечатления, кроме того, что имел довольно привлекательную внешность: как восковый фрукт, без цвета, запаха и вкуса, но красивый.
— Как ты? — его голос не выражал ни грамма беспокойства.
Ана молча разглядывала его, пытаясь понять, что он думает, заглянуть в его мысли. Он сидел расслабленно, положив ногу на ногу и мягко улыбался, каштановые волосы спадали на лоб, свободная рубашка была расстегнута на несколько верхних пуговиц. Каждым движением, каждой частью тела, он демонстрировал спокойствие и напускное дружелюбие, но Ана видела в его зеленых глазах неописуемую тяжесть, ненависть, презрение ко всему живому.