Шрифт:
– Девочки, я задолжал Рустаму Алиеву деньги. Очень много денег, – сглатывает мой папа, и я вскрикиваю:
– Папа, это не важно! Нам не нужны деньги, правда? Забирайте всё! – кричу я в лицо этому человеку со шрамом, и вижу, как он начинает хохотать в ответ.
Встаёт, подходит ко мне вплотную, и я чувствую его дикий пряный аромат, исходящий от его кожи в прорези рубашки.
– А ты смелая девочка. Дерзкая, – вдруг просовывает он свою жёсткую ладонь прямо в вырез моего платья и сдавливает мою грудь!
Я вижу, как мой отец пытается вскочить со своего места с криком «Не смей…», но тут же ещё один здоровый бугай бьёт его наотмашь.
Папа падает обратно на стул, закрыв лицо руками, и я вижу тоненькую струйку крови, тонкой змейкой бегущую между его пальцев…
2
Я стою, застыв и смотрю молча на своего отца, пока чужая мужская рука лапает мою грудь. Больно сжимает её…
Это первый мужчина, который это делает со мной. Я никогда не позволяла это делать Игорю, и я признаюсь сама себе, что мне на самом деле никогда и не хотелось, чтобы он дотрагивался до меня так.
Так властно. Настойчиво. По-хозяйски. Как делает этот мужчина со шрамом.
Подушечка его пальца обводит вокруг моего соска, и он вдруг затвердевает под ним крошечным нераскрывшимся бутоном.
Что-то горячо и тепло ухает у меня внизу живота, и я прикусываю нижнюю губу, опасаясь, что это вдруг кто-то заметит.
Заметит моё вдруг внезапно вспыхнувшее томление. Это странное желание. Истому.
Моё лицо начинает пылать, я смотрю в глаза этому незнакомцу и вижу, как на дней его глаз плещется чёрное озеро.
Которое затягивает меня в свой бездонный омут…
Я не хочу, чтобы он убирал сою руку. Как странно, что даже сейчас, стоя перед этой кучей бандитов, которые избивают моего отца и щупают меня, как живой товар на рынке, я вдруг чувствую пробуждение чего-то неведомого глубоко внутри своего тела. Чего-то, что спало во мне до этого самого момента…
Но он уже убирает свою руку и переходит к моей сестре, Тоне, которая стоит рядом со мной, и моя грудь и сосок продолжают пылать, словно отравленные навсегда этим прикосновением…
– Ну что, Артём, кого мне лучше взять в счёт уплаты долга, а? – оборачивается он к моему отцу.
К моему папе, который всегда был таким добрым. Смелым. Самым сильным.
Отцу, который всегда мог защитить меня.
Но сейчас он сидит, опустив плечи, с приставленным к виску дулом пистолета, и единственное, что я вижу в его взгляде – это ненависть.
Ненависть, направленная на этого странного дьявольского незнакомца.
Который пришёл за нами. Или только за одной из нас?
– Может быть, взять твою жену? – насмешливо продолжает бандит, и я слышу, как вскрикивает на диване моя мама. Всхлипывает, но крепкая огромная лапа одного из бандитов удерживает её. – А она ничего, – снова тянет Рустам с издёвкой. – Хотя нети, ты знаешь, долг слишком большой, и мне нужно что-то более ценной. Более молодое… Более свежее… – резко сдёргивает он с моей сестры блузку, и она стоит прямо так, перед всеми бандитами и нами, её семьёй – в сорванной до талии кофточке и с совершенно голой грудью без лифчика.
Я вижу, как наполняются слезами глаза моей сестры, и кричу:
– Не Трогай Тоню, подонок! – и тут же тяжёлая и стремительная пощёчина обжигает мою щёку…
– Никто не смеет называть меня такими словами, поняла? – сквозь зубы цедит мне человек со шрамом, и я лишь молчу, прикрыв рукой пылающую щёку. – А ты очень дерзкая, – ещё раз смотрит он на меня своим адским обжигающим взглядом и снова возвращается к Тоне.
– А ты не такая смелая, да? – хрипит он ей на ухо и задирает её юбку, и я вижу, как он резко просовывает свою руку её между ног, прямо под трусики. Тоня громко всхлипывает, но молчит, стиснув зубы.
Мои родители молча сидят, отведя взгляды в сторону, но я всё вижу. Я запоминаю каждое его движение.
– А ты, оказывается, не первой свежести! – с хохотом оборачивается Рустам ко всем нам, словно это какое-то увлекательное представление. – Интересно, и когда же ты начала трахаться с мальчиками, шлюшка? – достаёт он из неё палец и облизывает его, словно дегустирует сорт мороженого. – Дрянь! – вдруг резко сплёвывает он на пол, и Тоня пытается прикрыть свои груди руками, пока всё лицо её пылает от стыда.