Агаф так и нарывался на скандал, а тяжеловес Леша Баранов человек был бесхитростный.
– Не любит он нас, - протрубил Леша.
– Не любит и не жалеет. Так и можешь ему передать, Хана. Какого хрена не отменил матча? Что за новость еще - под дождем драться? Где это видано?

Хана не унималась: - Агаф, а может зонтик ему вынести?
– Слышал, Леща, зонтик. Ринг под зонтиком! Вот Хана дает!
– Цирк!
– ответил тяжеловес. Цирк с клоунами. Э, нет. Хана! Боксеры мы, слышишь, а не труппа с клоунами! Команду греть сегодня тебе придется Агафу сосредоточиться надо, у него крепкий орешек.

Мы быстро оделись и вышли к рингу.

В первом весе от нас выступал Саша Цой, или просто Мизинчик, маленький, кривоногий кореец с большим плоским лицом. В бою Мизинчик был цепкий, двужильный и брал противника одним измором. Перед каждым боем его полагалось долго злить, и Бухман всегда его жарко науськивал.

Мы сели у самого ринга, на специальную скамейку участников.

Шел первый раунд: Мизинчик был, точно вихрь, и таскал своего литовца из угла в угол.
– Будка у Мизинчика, как у тяжеловеса!
– изрек Васька Истомин.
– Что, как у тяжеловеса?
– испугался Леша Варанов.
– Морда, говорю, у Мизинчика здоровенная, в такую с закрытыми глазами бей - не промахнешься! Кури себе, Леша, не волнуйся.

Васька Истомин сидел у другого конца скамьи, пряча в воротник голову, а Леша курил сигарету, держа се в рукаве, чтоб никто не увидел. Он всегда курил перед боем, если одолевал его мандраж.
– Сашенька, дави!
– заорал вдруг Васька.

Выиграть первый бой, сделать почин - это всегда очень важно.
– Дави его, не отпускай!
– подхватили мы все тоже.

Мизинчик шел впереди на уйму очков. Он выиграл первый раунд, и второй, а мы считали каждый удар.

Но за минуту до конца боя литовец изловчился и врезал ему сильнейший удар по челюсти. Колени дрогнули у Мизинчика, но он устоял. Рефери тут же открыл счет. Мизинчик подошел к канатам, что-то пожевал губами, а потом выплюнул в нашу сторону свой передний зуб, весь в красной юшке. Васька сорвался с места и спрятал зуб в карман.

Этот бой мы продули. И следующий тоже. А по огромному кольцу трибун пошел плескаться подозрительный гул, публика свистела и махала зонтами.

В третьей паре воевал Бен.

Противник у него был коротышка, конфетка, а не противник - таких он расстреливал обычно с дальней дистанции, как хотел. Мой кореш считался лучшим технарем страны, у него и приз был за блестящую технику.

В этом же бою Бен превзошел самого себя, до того он был точен, красив и быстр. Последний подонок не мог усомниться в его победе.

Он сам подошел к своему литовцу и поднял его руку. Лучше и нельзя было выставить на посмешище судей. Плюнул, и сошел с помоста.

На ринг поднялась следующая пара. Совершенно расстроенный, я встал со скамьи.
– Пора в раздевалку, - сказал я нашим.
– Посиди еще малость, за Агафа поболеть надо!
– Нет, хватит с меня, тошно смотреть, как над боксом глумятся!

В раздевалке я подошел к Бену, чтобы утешить его.
– Хороший был бой, сказал я ему.
– Спасибо за удовольствие. И наши тоже от тебя в восторге. Ты не огорчайся, не надо. Считай, что выиграл сам для себя, для друзей. Какое в спорте еще может быть удовлетворение?

Он улыбнулся мне в ответ криво и жалко.
– Чуть беды не натворил, едва удержался не врезать по харе кому-нибудь из судей.
– Умница, - поцеловал я его.
– Мне бы твои нервы и выдержку!

Впереди меня выступали двое: прошлогодний чемпион Средней Азии Оська Гохберг, или просто Гоха - боец смелый и умный, левой рукой он разил наповал чуть ли не в каждом бою. И - Толик Каримов, инженер с кабельного завода, телосложением - мышечное чудо, тоже нокаутер.

Хана возилась с Гохой, готовя его на выход.
– Своего знаешь?
– спросила она меня.
– Нет, - сказал я.
– Пожали руки друг другу, мои вроде длиннее. Вот и все.

– Тебе с ним попотеть придется. Я видела его на первенстве Вооруженных Сил - рубака и лезет в ближний бой... Ты вот что: держись от него подальше, разведай все. А сильный удар поймаешь - не злись, не теряй голову... Ну, а остальное тебе уже Боря в ринге подскажет. Иди, грейся пока!

И я приступил к разминке.

Минут десять выделывал различные упражнения, каждый раз прибавляя в темно, пока весь организм не стал подчиняться мне, как послушная машина.

Тем временем Хана отправила на ринг Гоху, а Толик сидел на табурете в халате и в перчатках, тоже готовый на выход.

Хана целиком перешла ко мне. Она шутила со мной, отвлекала мои мысли о боя она отлично знала, чего мне надо в эти минуты. Меня, если честно признаться, ни в коем случае нельзя оставлять наедине с мандражом. Воображение может легко свалить меня задолго до боя.

Лоб у тебя сухой, - говорила она.
– Таким я тебя не выпущу. Этот молодчик, чего доброго, и головой тяпнет, бровь тебе может посечь. Зачем же из-за ерунды проигрывать? Поди ко мне, я тебе вазелином лицо смажу! И Хана ни на шаг не отходила от меня. И я был очень ей благодарен за это. Она была мне сейчас самым дорогим человеком во всем этом гнусном мире.