Зоран из Норэграда, жестокий и хладнокровный наемный убийца, чья улыбка сродни заостренной стали, а смерть для которого — единственная форма справедливости, бродит по миру, следуя кровавому предназначению своего ордена. Но призраки прошлого преследуют Зорана, а череда жутких событий и роковых случайностей заставляет его усомниться в выбранном пути.
ТО, ЧТО ДОЛЖНО
Над городом предостерегающе нависли тучи, но это его нисколько не волновало: он парил над Трезной, подобно крохотному осколку грозового облака, самого черного, какое только можно представить. Или, что более верно, подобно демону, жадному и цепкому. Ищущему ослабшего духом человека, жертву, к чьему горю можно присосаться. В каком-то смысле так оно и было.
Облетев центральные улицы и не найдя там ничего, а точнее — никого, стоящего внимания, он, взбивая крыльями воздух и дождь, устремился дальше: в окраины, в рабочие кварталы замызганного городишки.
В какой-то момент он осознал, что набрал слишком большую высоту и уже не может ни разглядеть людей, ни услышать их голосов. Поняв это, бросился вниз, как выпущенная стрела, — нацелено и бесповоротно. Он соревновался в скорости с холодными каплями, падающими с неба, и, кажется, опережал их.
Сегодня он выбрал своей целью этот город. Сегодня чья-то горькая отповедь будет выслушана и передана хозяевам. А на чьей-то жестокой, тёмной душе будет поставлена печать.
Печать смерти.
***
Анжелика оперла ладони на ветхие и намокшие перила своего крохотного балкона, после чего взглянула на горизонт. В её глазах отразилось бесконечно-серое полотно далеких туч, медленно и печально рисующих на небе абстрактные картины былого и грядущего. И плачущих в точности как их собратья, что возвышались сейчас над головой Анжелики, её домом и всей жизнью.
Рядом с правой ладонью внезапно что-то упало. Анжелика вздрогнула и обернулась на звук. И тот, оказалось, знаменовал не падение, а приземление: ворон, деловито потоптавшись на перилах, пронзил хозяйку дома взглядом черных, словно затмение, глаз.
Анжелика любила живность, разбиралась в ней лучше многих, и поэтому ей не составило труда догадаться, что перед ней не обычный чернокрылый падальщик, коих летает полным-полно в центральной полосе, а куда более редкий и даже вымирающий, по мнению многих ученых мужей, афрейский ворон — полумифическая птица и персонаж многочисленных суеверий. Редкий гость с горы Афрей, что на севере, зачем-то явился сюда, к несчастной женщине, и полностью завладел ее вниманием.
Он был почти таким же, каким однажды воображение некогда юной Анжелики, отзывчивое на изрекаемые взрослыми сказки и легенды, нарисовало и бережно сохранило его в потайных комнатах разума. К слову, вполне здравомыслящий и даже слывший мудрым старик, что рассказал маленькой Анжелике связанную с этим вороном легенду, сильно оскорбился, когда она ему не поверила, хоть и сильно испугалась.
Почему оскорбился старик — она не знала до сих пор. Но будто нащупывая глазами разгадку детской тайны, всё внимательнее вглядывалась ими в крылатого хищника, отвлекшись от переживаний последних дней.
— Взгляд у тебя такой умный, словно не птичий вовсе. Ты ждешь от меня чего-то, так ведь? Чего именно?
Вдруг Анжелика почувствовала, что ее дергают за рукав.
— Матушка, а папа точно скоро вернется? — обратился к ней ее сын, Мартин, прерывая тем самым размышления о птичках и возвращая в горькую реальность.
— Да, сынок. Скоро, — солгала она о своем муже.
Мартин не заметил, как голос матери дрогнул на этих словах, и продолжил:
— К моему дню рождения?
— Я думаю, чуть позже, мой хороший.
— Я волнуюсь за него. С ним точно ничего не случилось?
Анжелика не смогла ответить сразу, пыталась сдержать требующий выхода плач. И он комом встал в горле.
— Мама?
Она заглянула мальчику в глаза — голубые и ясные, как безоблачное небо, в которое люди обычно устремляют свои чаяния и мечты, когда молятся. Только у ребенка, самого чистого и невинного существа на планете, глаза могут быть такими.
Анжелика знала, что ложь во благо все равно остается ложью. Знала, что рано или поздно тяжелый разговор с сыном должен будет состояться. Но только не сегодня, решила она.
«Будь я проклята, если из его глаз прольется хотя бы одна слезинка».
— Не волнуйся, сын, — она изобразила предельную беспечность, на какую только была способна. — А теперь беги на кухню, сейчас будем ужинать.
Мартин послушался. Глядя ему вслед, Анжелика заметила — он подрос. Подрос — значит, повзрослел, повзрослел — значит, стал чуть сильнее, чуть умнее и чуть более чутким, чем был. Чуть более чутким…
Пугающая мысль пронзила её сознание: Мартин скоро станет настолько взрослым, что ему и не понадобится никаких разговоров, чтобы распознать ложь в ее словах. И тогда открывшаяся истина породит горе в его молодой душе. Вместе с горем появится обида, а затем взрастет и ненависть.
Мартин будет ненавидеть ее за многократно произнесенную ложь, и это станет еще одной каплей боли на и без того исстрадавшейся душе Анжелики. И все же она тянула с тяжелым разговором, будучи слишком для него слабой.