— Поехали в бар? — спросил Жан-Поль.

Его предложение всем понравилось и, продолжая обсуждать дальнейшие посиделки в баре, компания пошла прочь. Наверное, их машины стояли где-то ниже по горе.

Астор бросив на меня лишь один взгляд, сказал:

— Сама доберешься домой. Я тебя в свою машину больше не пущу.

Он тоже пошел прочь. Рядом осталась лишь Ивет со своими подружками и, хватая меня, они решили отомстить за то, что я ударила девушку.

Сопротивления не помогли. Я мелкая. Они выше, больше, сильнее. И их три, а я одна.

Пока подружки Ивет удерживали меня за руки и за волосы, она что-то подводкой написала на моем лице.

— Готово, — пропела она, возвращая подводку в сумочку. — Вот теперь идеально.

— Побежали. Остальные уже уехали, — Агас отпустила меня и толкнула. Сильно. Так, что я не удержалась на ногах и опять упала на бетон.

Но даже не вставала. Лежала. Слушала то, как они смеясь и цокая каблуками, покинули площадку.

Глубокий вдох и шумный выдох. По щекам потекли слезы и я лицом уткнулась в асфальт.

Ему было лишь скучно, а у меня сердце вдребезги и чувства в ошметки.

Для Астора лишь развлечение, а для меня конец не просто жизни. Скорее, всей вселенной.

Глубокие вдохи, но ни одного выдоха. Полная нехватка кислорода и едкое ощущение того, что я задыхалась. Захлебывалась слезами, которые не прекращая текли по щекам и были подобны кислоте оставляющей на коже глубокие ожоги.

Я и не знала, что может быть настолько больно. Словно я постепенно, но изощренно разрушалась. И сердце билось гулко. Быстро и болезненно. Желая разорвать грудную клетку. Вырваться наружу.

Астор уже давно уехал. Мне казалось, что прошла целая вечность с того момента, как смотровая площадка опустела, а я все еще не находила в себе сил даже подняться с асфальта.

— За что?.. — сорвалось с моих губ надрывное и еле слышное. Заглушенное моими всхлипываниями.

Нас связывали не только годы дружбы. Скорее, целая жизнь. И в каждом новом дне казалось, что человека ближе просто нет и быть не может. Вернее, что он и есть сама жизнь. Что без него дышать даже невозможно.

Я вновь закрыла лицо ладонями, а затем вовсе скрутилась калачиком.

Дега единственный человек перед кем я раскрылась настолько сильно. И он сегодня прекрасно показал насколько хорошо меня знает. Например, то, что я не могу находиться в ресторанах. Превосходная манипуляция. Чтобы я ничего не заподозрила и с самого начала чувствовала себя виноватой, отказываясь от изначального его подарка — заранее заказанного столика, которого, как я уже теперь понимала, не было.

Весь этот вечер сплошная игра на моих слабостях, которые я за годы дружбы рискнула рассказать Астор. Лишь ему одному.

Вновь всхлипывая, я прижала ладонь к груди. А ведь сердце сильнее заныло. Словно, все же разорвалось на части. В мелкие ошметки и теперь так явно истекало кровью.

Вновь хотелось спросить «За что?». Возможно, упасть в самокопание и найти в сознании ту самую проблему, которая привела к концу не только жизни, а вообще самого моего существования. Мыслей, эмоций, веры в что-то лучшее. Неужели, как девушка и как человек я настолько никчемна?

Я качнула головой и сквозь слезы отбросила эти мысли. Во всяком случае, попыталась это сделать.

А затем, пусть и с трудом, но села на асфальте. Тело болело. Сегодня я несколько раз упала и Ивет с подругами хорошо так потрепали меня. Даже одежду порвали.

Но физическая боль была какой-то далекой. Мало ощутимой. Куда сильнее било то, что находилось в голове.

Сжимая в ладони край рукава, я тканью потерла щеку. Понятия не имела, что Ивет подводкой написала на моем лице, но и знать не хотела.

После этого, пошатываясь, я поднялась на ноги и посмотрела в сторону дороги, частично закрытой ветвями деревьев.

До города на машине ехать около часа. Сколько времени дорога займет, если идти пешком, я не имела не малейшего понятия.

Но, еле волоча ноги, я поплелась прочь с места, где была до основания разрушена.

Ночью, спускаясь с горы, я прошла еще через один круг ада.

Фонари тут были настолько редкими, что, можно сказать, их вовсе не имелось. Всю дорогу меня сопровождала темнота и лес в ней выглядел не просто жутко. Тонкие, искореженные ветви больше походили на сморщенные когтистые пальцы, а деревья постоянно вырисовывались в уродливые силуэты.