И если работа – «наше все», думаю, стоит потратить время и силы на то, чтобы расколдовать своих «чудовищ» и построить такие рабочие отношения, которые радуют, дают ощущение поддержки и возможности для роста и развития.

Эта книга – ответ на вопрос, как это сделать.

Так получилось, что моя первая в жизни работа была в нижегородской синагоге – переводчиком с английского для двух раввинов из Нью-Йорка. Это было погружение в совершенно незнакомую для меня культуру и первое знакомство с Каббалой. Так вот, в этом древнем мистическом учении есть понятие «тиккун» (исправление). Это история про то, как мы наступаем на одни и те же грабли и думаем: «Ну, за что мне это?» А думать надо: «Какой урок я должен усвоить, чтобы перейти на другой уровень и решать другие задачки, более интересные?» Если вас на каждой новой работе встречают «чудовища», значит, это ваш тиккун. Никто за вас урок не выучит и экзамен не сдаст. Так что считайте эту книгу учебным пособием, чем-то вроде «ЕГЭ без стресса».

Самое большое счастье тренера – когда участники тренингов пишут, что применили инструменты на практике и это изменило их жизнь. В их сообщениях – восторг путешественников, нашедших Эльдорадо.

Я очень надеюсь, что эта книга поможет вам в вашем путешествии к хорошим отношениям с собой, окружающими и миром в целом!

Приятного вам чтения!

В замечательной книге Дэвида Рока «Мозг. Инструкция по применению» [1] есть очень важная мысль: истории – это родной язык мозга. Все остальные языки, на которых разговаривает наш мозг, – цифры, абстракции, теории – языки иностранные. А язык историй – родной. Именно его наш мозг лучше всего понимает, именно на нем думает лучше всего. Именно через призму историй смотрит на мир.

Для нашего мозга мы – центр мира. А сам мир – это череда трудностей и испытаний, которые нужно пройти на пути к заветной цели.

В историях главный герой (это мы) сталкивается с чудовищем (это другие). Столкновение неизбежно, а вот исход может быть разным и напрямую зависит от жанра: эпос празднует победу героя над сонмом чудовищ, прежде считавшихся непобедимыми, трагедия оплакивает его безвременную смерть. Уверена, мы можем выбирать жанр историй, которые рассказываем о себе и окружающем нас мире. Предлагаю посмотреть на сложные отношения, нерешаемые задачи и вялотекущие конфликты через призму историй.

Поменяем истории – поменяется жизнь.

Чудовище Ирины звали Герман Ильич. Ему было пятьдесят три года, и двадцать восемь из них он провел в банке, куда Ирина пришла полгода назад. «Аж полгода назад!» – говорил Герман Ильич с интонацией, как бы подчеркивавшей, что прошла уже целая вечность, а Ирина так и не поняла, куда попала, и вряд ли когда-нибудь поймет.

Неприязнь между ними возникла сразу. Причем Ирина была уверена, что это Герман Ильич первый начал. Вот только пока не могла понять, лично ли в ней дело или он в принципе ненавидел таких, как она, – молодых да ранних. На открытый конфликт Герман Ильич никогда не шел, но в удовольствии аккуратно подколоть Ирину никогда себе не отказывал. А уж если представлялась возможность подставить коллегу… Например, первым получая важную информацию, Герман Ильич не спешил делиться ею с Ириной, а когда та из-за него попадала в неловкие ситуации на совещаниях, делал вид, будто он тут вовсе ни при чем.

– Герман Ильич, почему вы не сказали, что свежая статистика уже пришла? – с трудом сдерживая раздражение, спрашивала Ирина.

– Ирина, дорогая, если вы чего-то не знаете, возможно, дело в том, что вы этим не интересуетесь? – подчеркнуто снисходительным тоном отвечал вопросом на вопрос Герман Ильич.

Ко всему прочему, удивительно, но именно вокруг скучного Германа Ильича на работе строилось все неформальное общение. Все ходили к нему посоветоваться и послушать истории из разряда «А вот еще был случай…», так как почти все случаи касались руководства, которое Герман Ильич еще «во-от таким» знал. Иру из круга общения довольно быстро исключили: стоило ей показаться на горизонте, как непринужденный разговор тут же затухал и все разбредались по своим рабочим местам. За глаза, с подачи все того же Германа Ильича, Ирину называли «наша выскочка», как бы намекая, что развивать слишком бурную деятельность здесь не принято.

Если бы Германа Ильича спросили, как выглядит его чудовище, он бы нарисовал точный и безошибочно узнаваемый портрет Ирины: молодой, напористой и раздражающе активной.

И правда, ну что за неслыханная дерзость: только пришла – и уже получает самые интересные задачи и почти все внимание начальства. Быть самым взрослым сотрудником в отделе – уже серьезное испытание, но теперь по всему выходило, что именно Ирина в обозримом будущем может возглавить отдел. Герман Ильич никогда в начальники не метил, но возможный карьерный прорыв Ирины вызывал в нем раздражение и ревность, в которой он вряд ли готов был себе признаться.