Мне было бы проще всего поручить эту работу Майку или Энди, но я с готовностью предложил:

— Я сам это сделаю. Мне действительно хотелось бы посадить их. У меня к этим растениям появилось нечто вроде отеческого чувства.

— Но ты ведь не можешь копать, Филипп, — поспешно возразила Линда.

— Откуда тебе знать, что я могу, чего не могу. Где лопата?

И действительно копать оказалось для меня делом практически невозможным. Больной ногой я не мог воткнуть в землю лопату, равно как и не удавалось устоять на своей железной подкове, нажимая на нее другой ногой. Но при помощи ножа, рук и наконечника лопаты мне удалось вырыть углубление, достаточное, чтобы посадить куст розы. Линда подошла и остановилась чуть позади меня, подсказывая, где лучше располагать кусты. Я копошился в земле, разравнивая поверхность ладонями рук. Мы воображали, что хороним Кезию, и смеялись над этими своими фантазиям. Я же мечтал о том, как зацветут кусты, доставляя радость и наслаждение женщине, которую я люблю всей душой. И в этом цветении, в этом счастье будет частичка меня самого. В этот момент у дома появился Эли — весь взмокший, задыхающийся от быстрой ходьбы. Я вскочил и отряхнул землю с колен.

— Ну что, нашел? — спросил я, хотя заранее знал ответ.

Эли отрицательно покачал головой и поникшим голосом начал рассказывать:

— Я шел по следу до самого леса, но там столько опавшей листвы. Я обошел весь лес. Я свистел и кричал. Хорошие были животные. Особенно Мэгги. Всегда откликались на свист. Не думаешь ли ты, что это проделки Кезии? Увела их в лес, запутала следы, потом вывела с другого конца просто, чтобы поволновать меня.

— С нее станется. Но скоро все выяснится. Помоги-ка мне разгрузить воз и пойдем поищем Кезию.

Кезии не было в бараке, но каждая встреченная нами женщина считала своим долгом сообщить, что Кезия большую часть времени проводит у Прохода. И мы направились туда по дороге, приведшей нас в Зион. Файнеас и сыновья хлопотали возле постройки, которая была уже наполовину завершена. Они стояли позади дома, где предполагалось расположить двор и загон для скота. Магитабель Пикл стирала, а Кезия бранила ее за то, что белье недостаточно белое. Эли спросил Кезию, что ей известно о лошадях.

— Так что, — ядовито прошипела она. — Выходит, я украла то, что по праву принадлежит мне? — за этим сразу же последовала вульгарная брань и обвинения в адрес Эли — он якобы обманным путем пытается выманить у нее собственность. — Очень умно, — злопыхала она. — Мне очень жаль, мистер Оленшоу, что вы, не захотели принять справедливое решение в мою пользу, зато охотно поддерживаете бесчестный поступок моего брата. Ну, ладно, сегодня я украла собственных лошадей. Дальше что? Голос ее скрипел как несмазанная телега, раздражая слух. Да поможет Бог Файнеасу Пиклу, да поможет Бог бедным девочкам. Я ткнул локтем в бок Эли, сидевшему рядом со мной на скамье телеги с несчастным, растерянным видом, и одними губами прошептал:

— А где твои собственные тридцать фунтов? Они-то были твоими?

Бородатое лицо его осветилось, под густыми бровями озорно зажглись серые глаза, которые тут же обрели обычное серьезное выражение.

— Я обвиняю тебя в краже МОИХ лошадей. Они стоили тридцать фунтов моих собственных сбережений. Да, именно, тридцать я на них и потратил. Остальное свое барахло можешь забирать хоть сейчас. Пока, Кезия.

Я дернул поводья, и телега медленно тронулась. Кезия сделала несколько шагов вслед за нами, продолжая злорадно пришептывать:

— Так ты потерял их, не так ли? — Со своим скрипучим смехом она вернулась к дому, откуда снова донеслось ее ворчание: — Больше работай руками, да поменьше трать мыла.

— Это ты ловко придумал с тридцатью фунтами, но все равно это не оправдание, чтобы упоминать имя Всевышнего всуе.

У меня при этом чуть было не вырвалось «О Боже!», но я быстро поправился: «А, брось!» и, щелкнув поводьями, подумал: «Бедняжка Линда, и она прожила с этими двумя столько времени без всякой отдушины!».

Дни мчались быстро. Я подготовил лес для постройки собственного дома и начал сушить его. По соседству то и дело вырастали небольшие домишки. Пикл женился на Кезии, Тим Денди взял в жены Марту. В один из декабрьских дней Линда с помощью Майка и нескольких добрых женщин благополучно произвела на свет двух мальчиков-близнецов. Это было большое событие, всколыхнувшее наше селение. О нем много говорили, поминая сыновей Громов, что побудило Эли окрестить новорожденных Джеймсом и Джоном. Многие цитировали строки Писания, благословлявшие многодетные семьи. Я старался не принимать все это близко к сердцу, но, когда весной Ральф подстрелил большого медведя, попросил его отделать шкуру, которую затем и отнес Линде.

— Это для твоих негодников, пусть ползают, — небрежно пробормотал я. — О, Филипп, они такие милые. Ты же еще ни разу не видел их. Как они прелестны. Войди, взгляни на них.

— Нет у меня времени, чтобы любоваться младенцами, — с напускной серьезностью отказался я.

— Ладно.

Линда взяла в охапку блестящую шкуру и улыбнулась. При этом все ее существо так светилось любовью и нежностью, что острая боль внезапно пронзила мое сердце.

— Мне так хочется отблагодарить тебя, Филипп.

— Это вполне в твоих силах, — ответил я не задумываясь. — Ты ведь можешь надеть свое малиновое платье на одно из субботних собраний? Я не переношу это твое мрачное одеяние, будто ты вечно на похоронах. Если ты наденешь свой наряд, я подарю тебе к нему меховую накидку. У Ральфа много хороших шкур.

Лицо ее озарилось, но лишь на короткое мгновенье.

— Действительно, как это было бы замечательно. Но я не посмею. Пшеница сгниет в земле или начнется мор скота, стоит мне только осмелится сделать что-то подобное.