Ранним утром со всех сторон Бессоновки торопились к машине девичьи фигурки. Хоть и не доярка, хоть и «оператор машинного доения» называется та специальность, какой они решили овладеть в школе, а юноши в эту группу пока не идут. Бывает, в зрелые годы приходит на ферму мужчина, а в молодые... Нет, пока одни девочки занимали места в автобусе.

С интересом присматриваюсь: какая она, нынешняя сельчанка в шестнадцать лет? Как и предполагала: от городской девятиклассницы этих не отличить. Яркие вязаные шапочки, длинные шарфы, закрученные узлами на концах, вязаные яркие гетры. Несмотря на трескучий мороз, никаких пуховых платков, никаких валенок.

Плохо ли — хорошо ли, но мода нынче везде одинаковая, разносит мгновенно телевидение и эту вольную манеру — волосы из-под шапки, и даже движения, пластику, манеру смотреть вокруг, говорить.

Переговаривались девочки в автобусе мало. Не потому что стеснялись присутствия постороннего человека (то есть меня), а просто так в этом классе заведено. Именно в этом. Потому что, как сказала Надежда Яковлевна, у каждого класса словно бы своя душа. У этого, девятого, не простая и не открытая. В другой день в этом же автобусике я поеду с десятым «на Чайки» (на свиноферму), и небольшое пространство салона наполнится песнями — местными, туристскими, теми, что репетируют во Дворце. Может, возраст другой. Год в это время много значит, старшими пройден сложный отрезок и сделан естественный шаг к простоте и открытости. А эти... Эти мои спутницы старательно играли какую-то всем полюбившуюся роль, перебрасывались репликами замысловато-ироничными, отрывочными. «Ну, подруга, у тебя вовсе не третья сумка за год» (что означало — что именно третья). Или: «Мы не опаздываем?», «Буренка извинит». Внешне равнодушные, внутренним напряжением они были прикованы друг к другу плохо скрываемым интересом. Те отношения, в которые постороннему вход запрещен.

Пока мы едем, Надежда Яковлевна рассказывает мне, как непросто было ей взяться за новое дело, поставить обучение школьников массовым животноводческим специальностям. И не только потому, что многое пришлось менять ей в собственной жизни. До этого преподавала биологию в школе. Дело, конечно, тоже беспокойное (школа есть школа), но отлаженное. Организация производственного обучения поставила перед ней немало трудных задач. Можно было, конечно, пойти по пути наименьшего сопротивления. Давать теорию в школе, а на практику эпизодически привозить старшеклассниц на ферму. Но что бы это дало? Не имея рабочего места, не привыкнув к труженикам фермы, девочки чувствовали бы себя экскурсантками.

— Такое уже бывало. Я (еще как биолог) привезу ребят на комплекс, а они по углам жмутся.

Дело ставилось основательно, капитально. Вышла Власова на правление колхоза с просьбой — помочь создать классы прямо на фермах. Так, чтобы привозить учениц сюда на целый день, чтобы здесь и теорию «начитывать», здесь же и практические часы отрабатывать. И, что тоже не последнее, сближаться с производственным коллективом, узнавать все порядки, до самых мелких мелочей. Встали сразу другие организационные вопросы: транспорт, питание...

— Обедаем в эти дни не в школьной, а в колхозной столовой, вместе с животноводами — с мамами и папами, братьями, сестрами.

Через два года, по мнению Власовой, любая из девушек легко и удачливо сможет работать на ферме не только потому, что получит необходимую сумму знаний, но еще и потому, что будет чувствовать себя на ферме своей — все знакомо, и все знакомы.

— За лето на МТФ для нас сделали пристройку — класс. Небольшое помещение, но наше.

Колхоз помог. Проблемы, однако, на этом не кончились. Как преподавать? Есть учебник для 9—10-х классов. Называется «Основы животноводства». Но авторы предлагают материал для общего и пассивного знакомства с отраслью хозяйства. Мол, побывайте на ферме, посмотрите, как корова выглядит.

— А мы на правлении решили: после двух лет специалисты аттестуют ученика. И к этому времени он должен быть готов к самостоятельной работе на рабочем месте.

Профессиональных же знаний в учебнике не дается: ни как составить рацион, ни как работать с доильными аппаратами; ни правил техники безопасности в нем не найдешь.

— Пользуемся «Учебником мастера машинного доения». Еще один источник практических знаний и навыков — сами животноводы. Правление обязало доярок-специалистов, администраторов помогать нам во всем. Да, впрочем, они и без этого никогда не откажут — объяснят, покажут, расскажут. Сами — родители.

Между тем автобус наш уже пришел к месту назначения.

Мои язвительно-молчаливые спутницы привычно проходят через ферму в свой класс.

Обычные столы, несколько шкафов, стопки специальных книг.

Девушки переодеваются. На ноги сапоги, сверху платьиц — халаты, клеенчатые фартуки — и за работу. Прибывшая группа по плану начинает свой учебный день сегодня с дойки. Я иду следом за девушками в доильный зал.

Ферма, на которую мы приехали, поначалу меня несколько разочаровала. Не новая, тесноватая. Вероятно, после детского сада и школы я и здесь приготовилась увидеть «нечто». И вдруг... самая обычная. Но через несколько минут я поняла: «нечто» и здесь присутствовало. Если считать, что это «нечто» — предельная забота о людях.

Проходим между рядами коров. Власова предупреждает:

— Не бойтесь. Животные абсолютно все смирные. Даже высокоудойную корову сразу же выбраковывают, если пытается ударить или бодается. Девочки некоторые поначалу остерегались, дома у нас коров держат редко, а теперь и думать забыли.

В четырех траншеях работали четыре доярки. Коровы сами заходили в станки, открывая при движении вперед дверцы, которые за ними автоматически закрывались. Дояркам не надо было сидеть на корточках. Доильные аппараты они включали, работая удобно, на уровне глаз. Рядом шланг с теплой водой, которым предварительно обмывается вымя.