— Хоть мой младший брат и называет Ники «наш дурачок», но царь еще тот интриган, изворотливый и хитрый, простачком только выглядит. Да и дядя его Кукса пока гвардией командует и столицу держит, не допустит, чтобы мы комплот собрали. И учти — Серж в Москве, а он хоть и не любит «венценосного племянника», твоего шурина, но будет держаться его стороны, благо их жены родные сестры. Да и он сам остался живым благодаря адмиральской тетрадке, а Каляева этого успели взять и повесить!

После сказанных фельдмаршалом слов все стало предельно ясно — Николай Николаевич явно задумывался о будущем страны. Да оно и не мудрено, ведь он не только читал тетради, напрямую общался с Фелькерзамом, а тот ему немало рассказал. Причем многое из того, о чем в своих донесениях царю явно умолчал, придержав знания. Так оно и понятно, как и то, что «Лукавый» держит при себе Небогатова, и не дает того убрать с флота — тот ведь тоже долго общался с покойным адмиралом, что буквально воскрес из гроба. Причем последнее не метафора, а следует понимать буквально — на этот счет Александр Михайлович имел разговор с бывшим командиром «Осляби».

— Не будем ходить вокруг да около, Сандро, — фельдмаршал пристально посмотрел на своего двоюродного брата. — И ты, и я — оба мы прекрасно понимаем, что Ники доведет страну до ручки, откладывая реформы на потом и оттягивая по своей милой привычке давно назревшие решения. Он император, но правит державой, пока мы все его поддерживаем. Помнишь, что сказал старик Драгомиров на его счет?

— Сидеть на престоле может, управлять империей неспособен, — Александр Михайлович великолепно запомнил ставшие крылатыми в узком кругу членов правящей династии слова.

— Потому его нужно убрать с трона, пока все не зашло слишком далеко — его правление приносит стране сплошное несчастье. С Ходынки началось, и с революцией закончится, когда его самого с семьей в подвале Ипатьевского дома, что в Екатеринбурге, не расстреляют. Через двенадцать лет сие событие будет, Сандро, а вместе с ним многие члены династии погибнуть. И я не хочу, чтобы тебя на корм рыбам отправили с колосниками на ногах, а меня в навозной жиже утопили, штыками исколов. Никого жалеть не будут, ни старых, ни малых — революция, твою мать!

— Он тебе о том сказал?!

Голос дрогнул, дал «петуха» — узнать о своей смерти, да еще вот таким жутким образом, потрясение сильнейшее. И поверил — лицо фельдмаршала исказила гримаса, последовала забористая ругань.

— Напрямую нет, примеры привел — улыбка у него дьявольская, и смердел трупом. Остальное я домыслил, по его рассказам, конечно. Ночью спать не могу, кошмары до сей поры мучают! Потому решать нам надо быстро и круто — убрать бездельника, что всех под топор подведет!

— Ну да — «пугачевщина» в таком случае милой забавой покажется, тот казак совсем писать не умел, а нынешние карбонарии как на подбор с университетскими дипломами…

— С крестами они могильными в головах, уже многие. Ты думаешь, я такое спускать намерен, у жандармов защиту искать? Вот они где, списочек целый написали, на добрую сотню имен! Всех разыщут со временем, а там все просто будет. Вспомнил, как ублюдка Кравчинского, что генерала Мезенцева зарезал, спустя полтора десятка лет под паровоз в Лондоне засунули. Убийство шефа жандармов ему не простили, а тут на кону ребром жизнь династии! И тебя, и меня! Слюнтяйство недопустимо — их нужно опередить!

От слов фельдмаршала повеяло жуткой решимостью и большой кровью — на такое был способен. Пусть не цесаревич Константин Павлович, конечно, но в средствах «Лукавый» стесняться отнюдь не будет, к тому же в своем нынешнем положении возможности имеет для этого занятия широчайшие. Да и в деньгах пока нет ограничений, хотя министр финансов вместе с Витте уже выказывают недовольство. Но уже всем понятно в какую копеечку вышла их пресловутая «экономия», и к каким лишним затратам привела. Это додуматься надо — гонять корабли ремонтироваться на Балтику, чтобы не строить заводы и верфи во Владивостоке, обосновывая, что это «непозволительно дорого». Недаром в кают-кампаниях офицеры уже открыто говорят, что изменники при дворе в Петербурге делами вершат. И похоже на то, если принять во внимания все произошедшие странности, что сами по себе вроде можно объяснить по отдельности, но все вместе их можно трактовать как предательство, не иначе.

— Я ведь не зря обратную отправку трех корпусов придержал, понятно стало, что Витте не просто так потребовал выполнения мирных договоренностей, — Николай Николаевич словно прочитал его мысли. — Запасных демобилизовать нужно, иначе бы возмущение произошло, революционеры ведь не зря агитацию ведут. Но перевозить дивизии обратно, за уральский хребет, тогда как японцы не выполнили условий — безумие. Нас тут хотят специально ослабить, и сим моментом воспользоваться. Только не выйдет у них ничего со мною — научен горьким опытом. Раз дела такие пошли, Сандро, нам с тобою сейчас все обговорить нужно…