Тут-то и разразился скандал…

Можете считать это «самодурством автора» или просто литературным экзерсисом, но работая над «Земными путями» я поставил себе целью ни разу не употребить слова «сказал». В романе, построенном на диалогах, это почти невозможно сделать. Два года я держал в уме эту задачу, вылизывал текст, подбирал замены для одного из самых употребительных слов, добивался, чтобы текст гляделся органично, не был бы ни напыщенным, ни слишком вычурным… А потом пришёл корректор и осуществил «элементарное стилистическое хамство». Вот только корректор ли? Ох, не верится мне в виноватых стрелочников!

Об этой разновидности редакторского племени почти не ходит баек. Как правило, профессиональные редактора люди пишущие, причём — неплохо. Кроме того, они добросовестно относятся к своим обязанностям и не станут отправлять в печать плоды редактуры, не поставив в известность автора. Разумеется, такое может позволить себе только человек владеющий словом, который не станет живописать свисающие с потолка канделябры и прочие стремительные домкраты. Но зато нервов профессиональный редактор съедает немеряно; всё, что писал М.Веллер в главе «Борьба с редактором», относится именно к грамотному литсотруднику.

Из тех редакторов, с которыми пришлось иметь дело мне, наиболее классический тип представлял бывший редактор «Северо-Запада» (ещё прежнего) — Андрей Ефремов. Вообще-то, Андрей Петрович детский писатель и очень неплохой, однако сказки кормят слабо, и он пошёл в редактора. Редактируя роман «Многорукий бог далайна», Ефремов сделал около полутора сотен исправлений и каждое из них согласовывал со мной. Вовек не забуду этой беседы…

— Так будет лучше, — отечески внушал Андрей Петрович, предлагая заменить одно слово на другое.

Это было ничуть не лучше, а просто иначе. Не по-логиновски, а по-ефремовски. Боже, как трудно отстоять у профессионального редактора право быть собой! Андрей Петрович поил меня кофе, и мы вновь до хрипоты схватывались из-за какого-нибудь слова. Порой, когда вопрос был непринципиальным, я уступал, но там, где это было важно — стоял насмерть. Особенно не понравилось Ефремову прилагательное «экстатический».

— Это слово лексически выпадает из канвы вашего романа, оно смотрится чужеродно и ненужным образом привлекает внимание.

— И тем не менее, я сознательно вставил его. Чужеродное слово предвещает появление новой сущности, напоминая лексику эзотерических статей. Читатель, задержавшись взглядом на выпирающем слове, незаметно подготавливается к восприятию той метаморфозы, что происходит с героем.

— Но единственное высокоучёное слово при описании примитивного по сути мира…

— Не единственное. Таких слов тринадцать, по одному на каждую главу. И все они вставлены сознательно, это своего рода реперные точки…

— Это формализм!

— У Фейхтвангера в «Лженероне» видим ещё больший формализм.

— Вы не Фейхтвангер.

И тут нечего возразить. Я действительно не Фейхтвангер, я Логинов. Неясно только почему то, что позволено Юпитеру, не позволено быку?.. Если заранее занижать планку, соглашаясь, что ты писателишка средней руки, то никогда ничего путного не напишешь. И не редактору решать, какие приёмы допустимо использовать в произведении. Для этого есть автор.

«Многорукий бог далайна» не вышел в «Северо-Западе», а готовя нижегородское издание, из полутора сотен ефремовских замечаний я учёл два.

Андрей Петрович, скажите, стоило ли ради двух крошечных исправлений тратить столько времени и нервов? Лучше бы вы за этот день написали коротенькую сказку, которые у вас так хорошо получаются, а я бы тоже написал что-нибудь новое.

Куда хуже, если профессиональный редактор оказывается не литобработчиком, а деятельным негодяем. От такого надо бежать немедленно и как можно быстрее.

Расскажу анекдот былых времён. Дело было лет двадцать назад.

Мы с Мишей Веллером сидели в кафе Дома писателя, пили чёрный кофе, и я жаловался на полную невозможность опубликовать хоть что-то (лишь недавно я узнал, что Веллер оказывается тоже не любит чёрный кофе! — однако, noblesse oblige, и мы тратили на кофе последние копейки). Неожиданно к нам подсел корпулентный мужчина лет сорока и, извинившись, спросил:

— Я так понимаю, вы пишете фантастику? Мы очень хотели бы публиковать фантастические рассказы, но совершенно нет рукописей…

— Будут! — опрометчиво пообещал я. — Вы из какого издательства?

— Журнал «Аврора». Зав отделом прозы Юрий Коробченко.

Мне едва дурно не стало. Да кто ж не знает, что «Аврора» если и печатает фантастику, то только членов Союза, а молодому автору там лучше не появляться! Однако, Коробченко заверил, что всё это навет и сплетни недоброжелателей, а на самом деле они в редакции с томленьем упованья ждут свежих голосов и новых произведений.