— Никуля, и что же это у нас за «но»?! Сколько пафоса в твоей речи. Да, надо было тебе, моя зайка, не магазин с барахлом открывать, а в актриски тебя устроить. Столько драмы в твоих словах. Ты сценарий сама писала?! И Станиславский бы тебе поверил. Актриса, мать твою.

— Вот теперь я вижу твоё истинное лицо. — С тенью грусти сказала любимая. Она жестом что-то показала нашему официанту Антону, и тот скрылся на кухне. — Одну минуту, и я продолжу свою пафосную речь, дорогой. — А Антон что-то катил к нашему столику. — Лёша, я заказала это для тебя давно, до того, как всё узнала. Я хотела сделать тебе подарок на нашу годовщину свадьбы. Ты уже и не помнишь такую дату. Я совсем чуть-чуть опоздала, ровно на неделю. Открой. Надеюсь, тебе понравится мой подарок.

Передо мной стоял сервировочный столик, подвезённый Антоном. А на столике поднос с большим коллажом из фотографий. Или нет. Я попытался поднять коллаж, но он оказался увесистым. Я непонимающе посмотрел на Нику, собирая остатки трезвости и приводя разум в сознание.

— Алексей, это не плакат. Что же я совсем маленькая. Сейчас. — И Вероника подняла это «создание», положив на стол передо мной.

Пряник. Это был огромный пряник ручной работы. Красиво расписанный, глазурованный. Ника любила дарить такие пряники близким людям. И друзья всегда восторженно радовались такому подарку, правда, пряник не ели, а держали на видном месте для красоты. На моём же прянике были запечатлены лучшие моменты нашей с Никой жизни…в лицах. Вот наша свадьба. А это… Нет, я не поверил своим глазам. Фотография, утерянная, старая. На ней я маленький и мама ещё молодая. А вот Вероника и моя мама. Моя мама вообще души не чаяла в любимой. Ком застрял у меня в горле. Я с трудом подавил в себе порыв вырваться слезам наружу. Ещё не хватало, чтобы Ника видела, как взрослый и самодостаточный мужик обливается слезами из-за неё…смазливой дуры… Я бережно провёл ладонью по фотографиям пряника, словно пытаясь остановить мгновение неизбежного. А вот ещё фотография. Это юбилей моего «Строй-Инвеста» — 15 лет. Вот фотография — на ней я получаю награду… Чёрт. Вот в этом была вся Вероника. Да, я её ненавидел, она верно заметила. Все два года совместной жизни я её ненавидел. Все два года фиктивного брака я её любил. Я остановил поток своих мыслей и, уже порядком протрезвев, заговорил.

— Что же стало последней каплей, переполнившей чашу твоего ангельского терпения?

— Анжелика. Или как ты её называл, Ангел? — С новыми несвойственными себе нотками презрения ответила Ника.

— Я так и не услышал ответ. Хорошо. Анжелика. Прекрасное женское имя. Дальше что? Какой ещё Ангел? Чушь какая-то. — Я злился. Я злился, потому что знал, кто такая Анжелика. Но я до последнего должен был держать марку и знать себе цену.

— Алексей, я тебе уже сказала, что ко мне приходила…каждая твоя моделька, игрушка, бабочка на одну ночь. И на это баловство я смотрела сквозь пальцы. А волноваться мне было, о чём… Я боялась, что ты выбросишь меня на улицу как подзаборную собаку или наскучившую, поломанную игрушку и благополучно женишься на другой, на той, кого в отличие от меня полюбишь. Да. — Вероника отхлебнула уже, видимо, ледяной чай, поморщилась. Стряхнула с ресниц проступившие капли слёз своими бледными и худыми пальцами. — Я боялась тебя, боялась себя и боялась остаться ни с чем. И однажды она пришла. Анжелика. Она у тебя другая, дорогая, не то, что были до неё дешёвые куклы. Она не требовала. Она не угрожала. Она не закатила мне истерику. Она просто буднично приехала в наш дом и села со мной ужинать. Она знала, где и что лежит. Она знала, во сколько у меня ужин. Она знала, что в это время ты на новом объекте. Она умело командовала Береславой — нашей с тобой помощницей по хозяйству. Странно прозвучит с моей стороны, но как мужчину я тебя понимаю. Перед такой женщиной просто невозможно устоять, да и глупо. Её жгуче чёрные длинные волосы, элегантно уложенные, волнами спадали с плеч, а бездонно-синие глаза с пушистыми наращёнными ресницами с вызовом смотрели на меня. Я, наверное, никогда не смогу забыть, как она вальяжно сидела передо мной нога на ногу на нашем с тобой привезённом из Италии красивом диване в стиле Барокко бирюзового цвета с позолоченными ножками, подлокотниками и спинкой из слоновой кости. Я когда-то с такой любовью делала эскиз этого дивана. А теперь она — шоколадно-загорелая в своём идеально сидящем на ней белом строгом костюме из жилета с вырезом на груди, расшитого пуговицами из жёлтого золота со вставками изумрудов, и укороченных прямых брюках со стрелками, чёрных лакированных туфлях на высоченной шпильке и дорогих серёжках в тон пуговицам на жилете, раскинулась передо мной на этом самом диване. Она выжидающе смотрела на меня, словно оценивала. Под её взглядом я почувствовала себя скаковой лошадью для тебя, на которую ты сделал неверную ставку. А вот Анжелика была явно — породистая жеребица. Лёша, Анжелика мне показала то видео. Не понимаю, почему ты мне не сказал всё сам, как оно есть?

Вероника так долго и пространно говорила, что я даже потерял нить её мыслей. А алкоголь и подавно не давал мне уразуметь, о чём вещала моя жена. Какой-то диван. При чём здесь вообще диван?! Какие-то лошади. И только когда я услышал про видео. Всё. Будто занавес опустили. Видео?! Да я уже за это видео с Анжеликой расплатился сполна. Так она решила ещё больше денег с меня срубить. Теперь она решила надавить на меня через Нику.

— Ника, сколько она хочет от тебя денег за это видео?

— Денег? — Вероника выглядела искренне непонимающей. — Она не хочет от меня денег. Она просто сказала, что вы любите друг друга уже давно и хотите быть вместе. И в доказательство Анжелика показала мне видео, на котором ты ей клянёшься в любви и даришь то кольцо. — Ника всё-таки заплакала, как не старалась сдерживать свои эмоции.

А вот я не понимал теперь ни черта. Какие клятвы в любви? Какое кольцо? Было только одно видео, на которым мы с Анжелой предаёмся утехам у меня на столе в рабочем кабинете. Анжелика, как позже выяснилось, заранее поставила камеру на запись. А потом этим видео шантажировала меня и требовала денег. Да, ей было, чем меня припугнуть. Я слишком поздно узнал, что эта стерва — женщина Пашки Баршая. А Пашка, Павел Юрьевич — один из моих конкурентов в прошлом и кореш сегодня. Мы давно уже друг другу всё сказали, раз пять стрелялись, потов повзрослели, спесь с обоих cошла, теперь поделили территории и мирно-дружно сосуществуем. Но трогать чужую женщину — это в наших кругах криминал, не по закону. Да к тому же Баршай Анжелу сам для себя такую слепил. Все эти тряпки дорогущие, маникюры, прически, побрякушки золотые — Пашкин труд. И я разворошил не свой улей, не свой мёд вкушал. А Анжела всё знала с самого начала и как будто специально меня соблазнила. Да эта дура даже школу не окончила, восемь классов по ней плакали. Паша её на «обочине» жизни подобрал и пригрел, одел, обул. Нет, ей же мало! Да, верно говорят: сколько волка не корми, он всё равно в лес смотрит. В случае с Анжеликой…надо волка на суку заменить. Так точнее будет. И эта сука теперь рушит мою семью. Я, итак, ей отвалил почти три лимона, лишь бы Павел Юрьевич спал спокойно.

— Ника? Какое кольцо?! Христа ради! Ты мне сегодня весь мозг взорвала! Какая любовь может быть между мной и этой подстилкой?! — Кричал я. А что мне ещё оставалось сделать? Только кричать и метать молнии по «Пегасу».

— Вот, смотри сам. — Ника дала мне свой старенький Sony Ericsson — единственный отголосок её «бедного» прошлого, от которого она не смогла и не захотела отказаться. Хотя я ей подарил не один десяток навороченных модных телефонов.

На стареньком Sony Ericsson заиграло видео. Маленький экран еле вмещал в своём пространстве весь масштаб видео, да и качество желало быть лучше. Однако суть видео от этого не менялась. Дааааа… А видео-то было со мной в главной роли. Я отхлебнул коньяку. Посмотрел недоумевающе на Нику. Я огляделся по сторонам, напрасно в душе надеясь, что меня злостно разыгрывают — никаких скрытых камер не наблюдалось, да и смеяться особо не хотелось,

Видео… На видео я страстно танцевал с Анжелой под шикарный баритон Александра Серова и подпевал ему коряво «Я люблю тебя до слёз…», потом мы с женщиной Паши Баршая повалились на злосчастный диван в стиле Барокко бирюзового цвета, я на мгновение верхом как бы оседлал Анжелику, точнее завалился на неё всей своей тушей. Далее я слез с неё и медленно, надо заметить, в ужасном пьяном дурмане стал раздеваться всё под того же Серова, напевая теперь «Мадонна». Раздевшись до трусов, я откуда — то выудил бархатную коробочку. Анжела в это время с намёком на эротику раздевалась на камеру. По сути, каждый из нас на этом видео был отдельно и развлекался сам с собой. Анжелика позировала невидимым зрителям на том конце, а я пьяный в стельку пел, танцевал, отжигал. А потом любимая женщина Баршая одним движением скинула с себя атласный голубой бюстгальтер с рюшами и многочисленными стразами, прикрыла одной рукой свои молочные железы, расхохоталась, а я встал на одно колено в своих хлопковых не по размеру малых трусах Dolce & Gabbana, впившихся в бока и зажимающих причинное место, открыл бархатную коробочку и произнёс: «Анжелика…эмм…как тебя там по матушке…нет…по батюшке. Короче! Анжела! Ты — женщина моей мечты. Мы с тобой любим друг друга. И выходи за меня замуж! Вот. И чхать на эту овцу безликую. Прости Господи. Как её курву зовут? Ааа. Ооо. Вероника. Всё. Завтра же с ней разведусь. И пусть только попросит хоть копейку. Ничтожное существо. И на Пашку твоего мне плевать. Хочешь, я его убью?! Всё равно будешь моя, Анжелка! Береслава, ты снимаешь нас? Смотри, вот она — твоя новая хозяйка. Её тебе надо слушаться беспрекословно. Ааа. Ммм. Ника — никто. Забудь про неё. И не вздумай ей помогать. Убью и тебя тогда. Всех убью. Вот, где у меня уже Вероника. Так бы и задушил её. Анжелочка, Анжеликочка, котик мой, твой тигр хочет жарких страстных объятий. Иди ко мне!». А в коробочке было кольцо, которое я пообещал подарить Веронике в порыве нежности… Скромное, тоненькое серебряное кольцо, инкрустированное в центре удивительным редким чарующим камнем султанитом, переливающимся в зависимости от освещения то зелёным, то медово-горчичным, то фиолетовым цветом, в обрамлении нежной нити искрящихся фианитов. Это было недорогое и скромное кольцо, но в то же время от него веяло неким благородством и таинственностью, отражающими всю суть, проникновенность и глубину души Вероники. Видео закончилось. А я всё ещё смотрел на погасший экран старого Sony Ericsson. Ника протянула руки к своему телефону, и я было открыл рот, но она почти беззвучно меня остановила.

— Не надо. Не надо говорить банальностей. Любишь её — люби на здоровье. Я тебе желаю только счастья. А я? Я — не ничтожное существо. Я — просто дура, которая тебе поверила два года назад, надеясь на спасение. Я и тебя спасти пыталась. Извини, не тот спасательный круг тебе бросила. Я справлюсь без тебя, не сомневайся. Всё награбленное по брачному договору верну до копейки. На этом у меня всё. Хотя нет. Знаешь, я думала, что хуже моего отца ко мне никто не относился. Но ты переплюнул его в своей жестокости ко мне. Поэтому прощай. — И Ника встала, гордо выпрямила спину, жестом позвала официанта. Подбежал официант. Вероника заплатила за себя. Пока я соображал, что вообще происходит, любимая уже нерешительно стояла у входных дверей «Пегаса». Обернулась. Мы на секунду с ней встретились взглядом. В её глазах застыла боль, слёзы и…презрение с ноткой отчуждения. Отчуждение от меня. Ника решительно толкнула дверь «Пегаса» и вышла прочь. Солнце уже садилось, день клонился к закату, а я так и остался сидеть один ни с чем. Я видел Веронику в последний раз.