Убили бы уже сегодня.

Осбон был обречен.

Мари не понимала откуда к ней пришло это знание. С чего она вдруг так решила? Ведь Егоний ответил на всё вопросы достаточно убедительно.

Тогда что не так? Почему ее не устраивает это объяснение? Почему?

Тени в углах небольшой комнаты сгустились. Мари казалось будто ощущает в помещении невидимое присутствие Осбона, который пытался ей о чём-то поведать и не мог, отделённый навсегда рекой времени от живых людей.

А ведь камердинер тоже жил в этой комнате. Возможно, та узкая кровать у стены рядом с входной дверью была как раз его.

Рядом приткнулся комод и на нём, только сейчас, Мари заметила очень необычное темное зеркало. Похоже было, что его изготовили из камня. Возможно турмалина.

В другое время Мари обязательно бы заинтересовалась таким старинным предметом, но сейчас, в полутемном пространстве чужой комнаты иного мира ей стало не по себе.

— Так. А ну, хватит. — заявила жительница 22 века обращаясь к древней пустоте, живущей своей таинственной жизнью. Она еще раз проверила засов на дверях, послала мысленную улыбку Фалько, тщательно закрыла окна и сняв верхнюю одежду нырнула в огромную, застеленную чистым постельным бельём кровать лорда.

Очевидно сказалась усталость и общее напряжение дня, но сон охватил ее сразу увлекая в царство грез и иллюзий.

Ей приснилось, что она возвратилась домой.

Все собрались на кухне и слушают Мари, которая с упоением рассказывает домашним о своих недавних приключениях.

Летний ветерок шевелит легкие занавески распахнутого окна, а с улицы доносится мощный грохот чьей-то машины.

— Она обречена. — вдруг говорит ее мама, но только почему-то мужским голосом.

Что-то было не так в общей картинке и как только Мари догадалась об этом, светлая обстановка её дома и милые родные лица стали таять в наползающей со всех сторон серой, мутной пелене, а Мари осознала, что она спит и видит какой-то странный, бредовый кошмар.

— Обречена, — подтвердил сам себе голос.

— Ей не выстоять, — произнес более тонкий голос.

— Все уже решено, — согласился первый.

Это сон? Или она действительно слышит чьи-то голоса?

Мари попыталась проснуться. Она изо всех сил старалась разогнать туманную мглу и вытащить себя из сонного морока. Но не могла ни пошевелиться, ни произнести хотя бы словечко.

А голоса продолжали свою дикую бессмысленную беседу.

— Нельзя примерить чужую судьбу на себя, — сказал первый голос.

— Нельзя, — эхом откликнулся второй.

Туман наползал со всех сторон. Остался только узкий краешек кухни и часть окна за которым слышалось громкое тарахтение автомобиля.

Табурет стоявший в углу кухни вдруг изогнулся и из него во все стороны устремились какие-то руки.

Мари поняла, что сейчас они нашарят ее и…

Такой сон понравился ей еще меньше, но проснуться пока не удавалось.

— Она вступила в чужую судьбу, — монотонно продолжил говорить первый.

— Взяла на себя чужие долги…

От прежней мирной картинки осталась только часть окна и грохот машины.

— Я дома, — решила для Мари. — И шум за окном — это единственная реальность.

— Тот кто примерит на себя чужую судьбу… — вновь веско забубнил первый голос.

Но Мари не дослушала эту новую сверх ценную фразу. Мысленно она ухватилась за звук автомобиля, который очевидно никак не мог выехать со двора и буксовал уже довольно длительное время.

Желая поскорее выпутаться из трясины сна она вцепилась в тарахтение машины всей душой, намертво, словно слившись с этим гррр-рр вырр-рр дырр-рр… дыррр—рр

И неожиданно проснулась.

Разумеется Мари была не дома, а в комнате лорда, на постоялом дворе чужого мира.

Свечи почти прогорели. Тени по краям помещения стали гуще, однако ощущение тоски и одиночества не успело нахлынуть на Мари, потому что автомобиль продолжал тарахтеть.

Так, стоп. Это был не звук буксовавшей машины, а мощный храп охранявшего ее двери Фалько.

Или нет?

Вдруг его убили и это уже — предсмертный хрип?

Спустившись с кровати она прихватила меч и осторожно приблизилась к дверям.

В турмалиновом зеркале метнулась чья-то тень, но сейчас Мари было не до дамских страхов.

На постоялом дворе царила воистину гробовая тишина. Не кричал хозяин, не гремели утварью слуги, не было слышно ругани и даже ржания лошадей не доносилось через неплотно закрытые ставни окна.

Только этот странный храп. Или хрип?

Господи, как стучит сердце. Поставив подсвечник рядом с порогом, Мари бесшумно сдвинула засов и осторожно приоткрыла дверь.

В слабом свете огарка было хорошо различимо большое тело растянувшееся возле дверного проёма.