Но дорога туда должна быть долгой и опасной.

Однако, что такое время для того, кто решил стать властителем мира?

И что такое опасность для того, кто хочет стать непобедимым?

Очередной лишь способ доказать свою силу и бессмертие.

Теймур не бросился сломя голову догонять скрывшегося Хатыма. Он был слишком мелок и ничтожен по сравнению с планами, рождающимися в голове молодого каюма. А поэтому решил сначало укрепить своё воинство, а потом уже двинуться на юг, к манящему его своими богатствами Дхалибу, по пути расчитавшись с восставшим против него Хатымом.

И Каюм-баши, собравший в своём войске несколько тысяч готовых на всё ради пригоршни золота тургар, двинулся в свой первый поход на пути к славе и бессмерттию. Одновременно с ним десятки подготовленных групп вместе с Учителем отправились севернее, в западные земли ирков, исидов и славличей. Им предстояло пересечь Мёртвую пустошь, дикие леса и топи и выйти к землям, когда-то принадлежавшим их предкам.

Манящие где-то в далеке богатства, воодушевляли армию завоевателей и спустя седьмицу они оказались у склонов зеленеющих гор. Никогда не видевшие ничего подобного, воины остановились и, затаив дыхание, задрали головы к небу, пытаясь рассмотреть уходящие в высь вершины, спрятанные в мохнатых шапках облаков. Привыкшие к жёстким пучкам ковыля да редким кустарникам, тургары с удивлением рассматривали кривые стволы деревьев с нанизанной на них густой зелёной листвой и тонкие стебли цветущих лиан с невообразимо яркими собранными в соцветия лепестками.

–Для Хатимы сорву, – привстав на стременах, Улумбек потянул руку к одному из цветков и хотел было его уже сорвать, но в этот момент лепестки распахнулись и, обхватив открывшимся в нутри себя кольцом зубьев, сомкнулись на мужском запястье.

–А!– закричал мужчина, вылупив глаза.– Оно меня жрёт! Помогите!

Но все замерли, увидев, как, раздуваясь и смыкаясь, цветок засасывает руку Улумбека всё глубже и глубке.

–Ну! Чего вы стоите?– орал несчастный, пытаясь выдернуть руку из засасывающего его растения. – А! Я же сдохну! О, моя несчастная Хатима, – крики боли переросли в полный отчаяния плач, но в этот момент над ожившей лианой взмахнуло стальное лезвие и зелёная, липкая жижа обрызгала окружающих из обрубленного стебля. Несколько раз метнувшись в разные стороны, кусок лианы вдруг обмяк и обвис, а яркие лепестки посерели и сникли.

–Только ради Хатимы, – отъезжая, заметил спасший Улумбека тургарин.

–Вот спасибо тебе, – пробормотал спасённый мужчина, сдирая с себя ненавистное растение, – век не забуду.

И, освободив руку из смертельной хватки, показал всем свою местами обсосанную до костей кисть.

–О, божешки ты мой, – присвистнул кто-то из толпы.

–Ничего себе, как прихватила!

–Засосала так, что Хатима отродясь и не делала!

И гулкий гогот раздался среди окружающих Улумбека воинов.

Однако, просвистевшие стрелы заставили тут же замолчать смеющихся над товарищем тургар. Некоторые из них замертво повисли на стременах, а другие, озабоченно вертя головами из стороны в сторону, пытались высмотреть врага.

Секундная тишина.

Свист.

Стальной дождь.

Падающие со своих лошадей люди.

–Щиты!– раздался возглас командующего.

И тут же, услышав хладнокровный приказ, начавшая было паниковать пехота разбилась на группы и, подняв защиту, стала непробиваемой, заслоняя собой выстроившихся за своими спинами всадников.

Сотни стрел беспомощно отскакивали от стальных щитов и вонзались своими остриями в мохнатый травяной ковёр.

–Первые строевые! Вперёд! К лесу!– послышалась новая команда и группы пехотинцев мелкими перебежками, так и не опуская щиты, стали приближаться всё ближе и ближе к спрятанным в зелёной засаде воинам.

Оставшиеся позади конница и пара рядов прикрывающих непробиваемой стеной коней пехотинцев разбились на две группы и разбежались по фалангам. Иногда кто-то из них, сражённый метким выстрелом неприятеля, падал, но ряды тут же смыкались и продолжали движение в перёд.

Невозмутимость неприятеля так раздражала горячие головы горцев, что они не выдержали и, выскочив из-за своей засады, понеслись с обнажёнными саблями на приближающегося противника.

Звон металла смешивается с криками людей.

Солнечные блики заблестели на сверкающем металле.

Алые брызги замысловатым узором украсили зелёные ворсинки травянного ковра.

И чёрный ворон, кружащий над объятой смертью долиной, запел траурную песню, созывая братьев на поминальный ужин.

…Плюгавенький мужчина, держащий на плечах связанного по копытцам пронзительно визжащего и дрыгающегося поросёнка, шустро отпрыгивает в сторону, пропуская крепких рабов, несущих закрытые носилки, на которых вальяжно обмахивается веером скучающая дама и сворачивает к стоящей по левую сторону торговых рядов лавке, украшенной связками свежих бараньих и телячьих грудин, лопаток и окороков.

Там Мясник уверенным движением рубанул лежащую на столе свиную тушу и, взяв заднюю часть, передал её мужчине, стоящему рядом с ним вместе с краснокожим рабом.

Покупатель оценивающе осмотрел мясной кусок со всех сторон:

–Сочная, – удовлеворённо шмыгнул он, вытирая пожирневшие пальцы о тунику раба.

Мясник раболепно улыбнулся и молча кивнул, сложив руки на кровавый фартук, не забывая, однако, бросать взгляды по сторонам в поисках других клиентов.

Отдав Рабу понравившийся ему шмят мяса, Покупатель отослал его рукой в сторону и продолжил начатый им ранее рассказ: