– Околдовала она тебя, вот и ослеп ты! – крикнул Небесный Царь Тамонтен монаху, который поражённо застыл на месте.

Атаковавший Дзаэмона оборотень улучил момент и дотянулся до монаха своей лапой. Острые длинные когти прочертили на груди Дзаэмона четыре кровавых борозды. Монах тотчас пришёл в себя и, отмахнувшись флейтой, отпрыгнул в сторону.

– Сколько уже монастырей из-за неё разрушено! – продолжил Небесный Царь. – А теперь и демона песчаного выпустила!

Оказавшийся на свободе Шу Цень чёрным облаком поднялся над своим каменным телом и, притянув ближайших к нему оборотней-опоссумов, стал переплетать их между собой, чтобы приобрести новый облик, в котором его даже Небесным Царям было бы не остановить.

Не мешкая ни мгновения, Дзаэмон ринулся на врага. Двумя большими шагами он взял разбег, оттолкнулся ногой от треснувшей стены и, пролетев половину залы, обрушил флейту сякухати прямо туда, где находилась оборотнева душа. С пронзительным пением флейта разрубила Шу Ценя на две равные половины, которые попытались было соединиться обратно, но подоспевший Небесный Царь заключил каждую часть в отдельную волшебную жемчужину. Жемчуг тут же налился смоляной чернотой.

Сидевшая в Цунь Гуане куница всё это прекрасно видела. «Вот моя удача!» – решила она, оглядев статую, в которой только что сидел Шу Цень. Куница потянула изо всех сил, вырвала Цунь Гуану хвост, рыжим облаком пронеслась по комнате и заскочила внутрь опустевшей статуи. Серый камень засветился изнутри золотым светом, лысая голова покрылась рыжей шерстью, а из-под одежды высунулся гибкий хвост.

Небесная куница Та Гуан освоилась в новом теле, которое теперь объединяло кунью сущность с человеческими чертами каменного монаха. Она теперь ещё больше стала похожа на горную обезьяну, только ростом эта обезьяна была побольше человека. Та Гуан схватила золотой посох и присоединилась к схватке.

Цунь Гуан же, в один миг лишившись и хвоста и куницы, вновь почувствовал себя обыкновенным мальчиком по имени Такуан. Он обнаружил, что как раз Такуаном всегда и хотел быть. Как в те времена, когда его дома прозывали Хацукои, так и в монастыре Белой Горы, а также когда спутники именовали его Цунь Гуаном. Поняв это, Такуан достиг просветления.

В этот самый момент потолок над головой Такуана ещё раз треснул и обвалился. Камни посыпались на мальчика, который оказался под ними погребён.

«Вот и пришёл мой последний день, – подумал Такуан. – А я даже матушку не увижу свою. И сестрицу. И Руо Лян». Слёзы навернулись на его глаза, а он даже не мог пошевельнуться, чтобы их утереть. Такуан зажмурился и зарыдал, прощаясь с жизнью.

Схватка небожителей и демонов между тем продолжалась. Дзаэмону помогали четыре Небесных Царя, а на другой стороне оказались и оборотни, и коварная Цинь Бао, которая поняла, что её план раскрыли.

Ну а Чжу Люцзы до сих пор не пришёл в себя от гнева. Он метался по всей зале, и все противники – и оборотни, и небожители – в испуге шарахались от его мощных рук.

Неравный бой продолжался ещё долго, но в итоге закончился победой сил Небесного войска. Все оборотни были повержены и заключены кто в волшебные колбы, а кто в иные темницы. Чжу Люцзы так и вовсе пришлось запереть в тыкву-горлянку.

Небесные Цари позаботились и о Владыке Донной Страны, Яньване Умма-ё. Убедившись, что никому больше ничего не угрожает, Небесные Цари отбыли в Нефритовый дворец, откуда стали внимательно наблюдать за тем, что происходило в Срединном мире.

Донная Страна вновь обрела правителя. А богиня Запада, которая ещё со времён Шторма открыла в себе чувства к Яньвану Умма-ё, отправилась в глубины Донного Царства.

Монах по имени Сонциан некоторое время оставался в монастыре Золотой вершины, а затем отправился в родную обитель. Там он принялся обучать монахов всему, чему научился за время путешествий. Со временем он занял в монастыре Парчовой Горы пост настоятеля.

За проведённое в медитациях время Сонциану открылись три заповеди, которые он переложил в молитвы, доступные всякому жителю Итаюинду и остальному Срединному миру.

Первая молитва помогала перебороть корень жадности. В ней говорилось о том, что жизнь преходяща, несовершенна и непостоянна. Этим-то жизнь и прекрасна.

Вторая молитва помогала остановить невежество. Жизнь прекрасна, говорилось в этой молитве, покуда она увлекательна. Пока есть вокруг неизведанное и непонятное, наслаждение жизнью состоит в том, чтобы впитывать новое широко распахнутыми глазами.

Последняя же молитва усмиряла гнев и ярость. Жизнь прекрасна в служении роду человеческому, написал в третьей молитве настоятель Сонциан.

Так три корня зла, что гнездятся на дне человеческого сердца, могли быть приручены. И, повторяя молитвы на триста раз каждый день своего детства, человек растил в себе охранного духа ками, который защищал его от зла на протяжении всей жизни.

С помощью ками люди смогли обуздать даже самых опасных бесов-ракшасов, что желали власти над всяким и каждым. Ракшасов этих загнали под землю и поставили на службу человеческому роду. А люди вернулись в города и отстроили их пуще прежнего.

Всё это заняло немало времени. Целая эпоха успела наступить, проследовать по миру и скрыться за горизонтом времени. В честь надежды, которую принесли монахи Сонциана, эпоху назвали Просветом. А мирные года, что наступили следом, стали называть эпохой Штиля.