Он сложил тело в ряд, восьмое по счёту.

— Капитан, разрешите спросить, — обратился Ирен, утирая со лба пот.

— Да? — ответил тот, не отрываясь от осмотра.

Ирен помялся, но продолжил:

— Эти люди… — он оглянул весь ряд, — мы обязаны им жизнями. В знак благодарности мы должны достойно их похоронить, а для этого нужна суша.

— Они заслужили уважение, ибо исполняли свой долг перед Магистратом. Но скорбеть по ним бесполезно.

Наступила неловкая пауза. В воздухе повис немой вопрос: «а что дальше?»

— Снять глифы и выбросить за борт. — Отрезал Актеон.

По лицу Ирена было заметно, как его сердце упало в пятки.

Хэнрико воззрился с пылом и недоумением.

— А куда нам их ещё девать? — равнодушно произнес капитан. — На склады каравеллы, где хранятся запасы еды? Или в жилые каюты, чтоб делить с трупами койки? Попрошу учесть, что они скоро начнут гнить... — Актеон с отвращением шикнул, — а это весьма серьезная проблема. Может быть, у вас есть другие идеи на этот счёт?

— Нэт, но... — он отвёл взгляд в сторону, — навэрное, вы в чем-то и правы...

— Прав я, или нет... — Актеон взглянул на карманные часы, — это приказ. А у нас не так много времени на обсуждения — в любой час может проплыть мимо какой-нибудь корабль, с которого люди в подзорную трубу увидят, как мы выбрасываем за борт гору трупов. А это угроза магистратской и лично моей репутации. Так что предлагаю начать как можно скорее. Повторюсь, это приказ.

— Есть, командыр, — неохотно выдавил из себя Хэнрико. И с ходу добавил: — Только позвольте мнэ закончить священный обряд.

— Чтобы проводить их души в последний путь? — ироничным тоном произнес Актеон.

— Нэт, — угрюмо ответил тот и отвернулся. — Чтобы с почтением встретить Смэрть.

Хэнрико принялся зачитывать мантры на одном из южных языков, погрузившись в процесс с полной самоотдачей. Перед собой он держал деревянную фигурку, уменьшенную копию некоего идола, языческого божка. Она качалась, подвешенная на четки из бусин.

— Хорошо, а теперь прекращай этот балаган, офицер Хэнрико, — и сдержанно пихнул его в плечо, как джентльмен — джентльмена.

Но тот никак не отреагировал.

— Это приказ, — добавил Актеон.

Снова ноль реакции.

— Он джайдинец, это бесполезно, — пояснил Ирен. — Он так и будет сидеть, пока не закончит все мантры до единой, хоть убейте.

Ирен де Фостерос по происхождению был гердазийцем. Родился на том же Кёпленском перешейке, что и Хэнрико, но в той части, где языческие верования уже потихоньку уходили в прошлое. Поэтому он имел смутные представления об обычаях соседнего народа.

— Действительно?

— Да. Если джайдинец сел читать Смертвенные мантры, то он ни на что не посмеет отвлечься.

— Почему?

— Потому что это целая миниатюрная церемония: нужно устроить достойный приход, в дань уважения Смерти. Если он прервется, то Смерть может принять это за оскорбление и забрать с собой лишних.

— Лишних? — Он приподнял бровь. — Это кого?

— Всех. — Мрачно отрезал Ирен. — И Хэнрико, и меня, и вас, и многих других.

Актеон сглотнул слюну и подумал: «Эти языческие верования, конечно, — бред бредом... но... А вдруг это правда? Кархелл ведь полон неизведанной магии и забытых божеств».

— И как долго это будет продолжаться?

— Не знаю точно, но не дольше двадцати минут.

— Ясно. Пусть так.

«Можно сколько угодно презирать дикарские привычки, но человека по щелчку пальцев не переделать. — Мысленно заключил он, взглянув на серебряные карманные часы. — Хочет — пускай. Во всяком случае, за двадцать минут тела сильно сгнить не успеют».

Вскоре, закончив обряд, Хэнрико открыл глаза и произнес:

— Рано или поздно всякому из нас предстоит встретить Смэрть. И оттого, насколько уважительно мы будем относить к ней, настолько уважительно она отнесётся и к нам.

Актеон облизнул губы. Ему очень хотелось вылить все свое циничное презрение к идиотским обрядам и никчёмным божкам, которые в сущности ничего не стоят и не учат ничему, кроме жестокости и твердолобости. Но из приличия стоило бы придержать себя в узде, иначе Актеон станет ничем не лучше бестолковых язычников.

Только… Вряд ли ещё когда-нибудь представится такая возможность высказаться.

— Вы, джайдинцы, — проповедники смерти, — заявил Актеон. — Вся ваша вера зиждется на почитании смерти, наполняя гнетущим мраком, как и ваш цвет кожи. Вы не цените жизнь, не наслаждаетесь жизнью — а это неуважение к самим себе.