Журналист разошелся, размахивал руками и говорил очень эмоционально, как будто выступал за трибуной, перед большой аудиторией. Логичным завершением такого горячего спича стал скрип двери и сонный голос его симпатичной супруги:

— Жень, опять токуешь как тетерев? Иди уже спать, м?

— Иду, иду, иду… Было приятно пообщаться! — он кивнул мне вполне дружелюбно, и, кажется, совсем не расстроился, что его прервали довольно бесцеремонно.

Собрав блюдечки и чашечки, он скрылся за дверью квартиры.

Похоже — на самом деле легкий, общительный человек. Но не пустой, однозначно. Толковый, эрудированный. Четверо детей — это вам не шутки. Пустой человек не может быть хорошим отцом, а мой сосед — папашка любящий и ответственный! А что разговорчивый — так это в общем-то и не минус. Главное — все по толку ведь изложил, и не задался вопросом — почему это я, учитель истории, таких вещей не знаю?

Повезло мне с соседями.

А вот им со мной — нет. По крайней мере, когда я сидел на кухне и точил лопатку, время от времени пробуя пальцем остроту штыка, дядя Петя из двушки не выдержал и рявкнул через стену:

— Георгий, хватит уже, у меня мороз по коже! И вообще — от сериала отвлекаешь!

Обожаю местную прекрасную слышимость.

Утром Даши в киоске не обнаружилось. Там сидела мрачная, явно невыспавшаяся орчанка Хитана и красила себе глаза какой-то чудовищной синей тушью, посматривая в крохотное мутное зеркальце.

— О-нах, — сказала она. — Вам яблочек-врот?

— Ага. Вон тех, красненьких. Три штуки.

Снажья баба отложила косметику, и как была — с одним накрашенным глазом, принялась накладывать яблоки в пакет.

— А где Даша? — спосил я. — Сегодня вроде ее смена?

— Увольняется-нах эта коза драная-врот, — вежливо пояснила орчанка. — В Гомель переезжает-ять. Сегодня утром позвонила-нах, и подменить попросила, пока она с хозяином все утрясет-врот.

Снажий акцент — это нечто, конечно. Превращает любую новость в драму с остросексуальными аллюзиями.

— Однако! И что — больше не появится? — зачем-то спросил я.

— Так зайди к ней-х и спроси-ска. Она вон в четвертом подъезде живет, у бабки своей. Да ты-нах знаешь-врот. Че я тут тебе рассказываю? Ты ж ее клеил? Четыре деньги-ять, пжалста. За яблочки-врот.

Заходить к ней я не стал. Отложил до вечера. Если не сдохну — то зайду, почему бы и нет? А пока — пошел на остановку. Мне сегодня еще всеобуч проходить начать надо!

— ДА КУДА ТЫ ЗАЙДЕШЬ? ПРОМЕНЯЛА ОНА ТЕБЯ НА ТОГО КРУГЛОГО, И НА ЗАРПЛАТУ В ТРИ ТЫСЯЧИ. ТУПАЯ САМКА. НО ТРАХАЛАСЬ ОТЛИЧНО, И ЖОПА КЛАССНАЯ, — заметил дракон.

— Заткнись, просто — заткнись! — откликнулся я, напугав какого-то смутно знакомого бича, который нервно дернулся, услышав мой голос.

— А я че? Я ниче! — испуганно пробормотал он, и постарался втиснуться в крыльцо магазина.

Я только плюнул и ускорился — на горизонте уже виднелся зеленый силуэт «Пятерки» — нужного мне маршрутного электробуса.

мда, в основном разговорчики. но нужно было уже как-то прояснить ситуацию и вывесить все флаги.

правки в плане опечаток и стилистики последних глав будут продолжаться в течение пары дней

Голосовали тут с двадцати лет. Не знаю, может это и к лучшему.

В любом случае, как в моем мире, так и в этом считалось, что независимо от образования, социального положения и вклада в общественное развитие каждый индивидуум обладал одинаковым влиянием на выборы — одним голосом. Такой расклад всегда ставил меня в тупик. Я в принципе не мог понять логики такого явления, но, наверное, это было сугубо моей личной проблемой, потому что ни у кого из известных мне политологов или историков, не говоря уже про обывателей, подобный порядок вещей вопросов не вызывал. Бомж и нейрохирург обладают одинаковым политическим весом, какая прелесть! Обоим — по одному голосу и все счастливы!

До начала правления нынешнего Госудрая Иоанна Иоанновича, выборы проводились в соответствии с имущественным цензом, когда вес голоса зависел от суммы уплаченных налогов в госбюджет, а голосовать на выборах в Земство могли только владельцы недвижимости в населенном пункте. Примерно как в нашей, земной Российской Империи после реформ Александра Второго. Тоже — далеко не идеальная система. Как будто профессор юриспруденции не может снимать квартиру, а домовладелец — обязательно весьма благопристойный и сознательный тип.