Шрифт:
Человек заржал. Но не громко, а тихонечко так… будто совсем не собирался меня выдавать. Смех показался знакомым.
– Настя, ты чего? Головой стукнулась?
Несколько секунд ошарашено хлопала ресницами, потом пришла к выводу – да, стукнулась. Причём до сотрясения и полной потери разума. И всё-таки спросила:
– Косарь?
– А кто ж ещё?! – хохотнула фигура и сделала шаг вперёд.
Я, наконец, смогла рассмотреть лицо: широкое, довольное, щедро покрытое щетиной.
– Косарь…
– Признала-таки! – расплылся парень, осторожно подхватывая на руки. – Я, между прочим, за тобой пришел.
– Косарь!
Я обхватила массивную шею руками и замерла, с трудом сдерживая слёзы. От Косаря пахло сыростью, потом и грязью. Жилетка, которой он так гордился, куда-то делась. Парень тем временем деловито пощупал мою ногу, тут же поясняя:
– Пришел я, значит, в эту деревню. Смотрю на трактир и размышляю – где же тебя разместили. И тут раз, окошко открывается, из него вываливаешься ты. Я хотел подбежать, поймать, да не успел. Потом подумал – подходить близко нельзя, ты ж сперва заорёшь и уж опосля признаешь. Да и интересно стало, чё дальше сделаешь…
Слова Косаря вызвали лёгкую досаду – я что, на цирковую обезьянку похожа? Но вслух сказала о другом:
– Нам уходить нужно. Но пешком не смогу, нога болит.
– Да понял я, понял… Только верхом на этой, – Косарь кивнул на рыжую лошадку, – далеко не уедешь. Придётся брать чёрную.
– Но… Она ведь… чужая.
– А рыжая, стало быть, своя? – беззлобно усмехнулся парень. – Успокойся, Настя. Хабыча этим всё равно не накажешь. Такие как он даже в проруби не тонут. К тому же, сейчас совсем неважно чью лошадь брать – завтра сюда горанцы придут.
– Так быстро?
– Ага, – пробурчал парень, вновь ссаживая меня на землю. Седлать лошадь, когда у тебя на шее девушка висит, действительно трудновато. – Они мчатся, как ужаленные. Будто не в войне, а тараканьих бегах участвуют.
– А нам-то что делать?
Косарь заметно помрачнел, ссутулился. После сказал невесело:
– Бежать нужно. И от торговца этого, и от архиепископа, и от горанцев. Ни от кого добра не будет. Теперь сами по себе живём, сами по себе ищем.
– А как же я? – спросил третий голос, в проёме показалась ещё одна мужская фигура.
Я невольно подпрыгнула и едва не заорала. Косарь развернулся резко, в звёздном свете глаза блеснули злостью, в руке появился нож. Казалось, ещё мгновение и Косарь бросится на внезапного гостя. Тот и сам это заметил – отступил на полшага и заметно растерялся. И хотя темнота скрывала лицо, я могла поклясться – у человека дрожат губы. Чёрт, а если он сейчас закричит?
Но тот не закричал, наоборот – зашептал торопливо:
– Эй, да вы чего?.. Я же ничего. Это же я. А вы. Да вы…
Деревенский верзила резко остановился и выдохнул.
– Что? – взвизгнула я.
– Настя, познакомься! – парень выбросил руку, поймал худосочного парнишку и заставил того, описав приличную дугу, предстать пред мои очи. – Это Креатин!
Я прищурилась. Парнишка оказался невысоким, худым и бледным. Лицо чуть вытянутое, брови вразлёт, тонкий птичий нос. Зато губы пухлые, мясистые. Короткие чёрные волосы вьются красивыми, крупными локонами. Простая деревенская одежда категорически не сочетается ни с лицом, ни с фигурой, ни с осанкой. На пугале комплект «рубашка плюс шаровары» смотрелся бы на порядок лучше.
– И откуда он взялся? – осторожно спросила я.
– После расскажу, – сверкнув зубами, сообщил парень. А Креатин снова попятился, на меня глядел с несвойственным простому селянину высокомерием.
Украсть чёрную лошадку оказалось гораздо легче, чем взгромоздить меня в седло. Я отчего-то сразу потяжелела килограммов на десять, стала угловатой и напрочь утратила гибкость. По крайней мере, так говорил Косарь. Наконец, парень пристыковал меня к лошади, взял несчастное животное под уздцы и повёл прочь от трактира.
Копыта громко хлюпали, утопая в дорожной грязи. В ночной тишине этот звук почему-то напоминал об упырях, русалках и прочей нечестии, но никак не о конокрадах. Вот и славненько!
Новый приятель Косаря тащился сзади, познакомиться поближе не пытался. То ли мы ему не интересны, то ли… решил проявить такт, дать возможность пообщаться наедине. А может просто стесняется?
Я сосредоточенно жевала губы – за прошедший день почти убедила себя, что Косарь не вернётся, теперь прошлая обида боролась с радостью, а нужные слова старательно обходили язык. Наконец, нашла в себе силы сказать: