– Не дура, – прошипел сквозь зубы, заставив себя проехать дальше. Вышедшая на крыльцо женщина проводила машину взглядом.

Если бы не подъехал к нужному дому, закурил бы снова. Но всё тот же навигатор сказал, что цель достигнута. Я и сам знал, что достигнута. Во дворе развешивала бельё мамаша пацанёнка, получившего в свой день рождения самокат. Что приеду, предупредил я её заранее. Увидев машину, она оставила выстиранные тряпки в покое и громко позвала мальчишек. Те не заставили себя ждать. Только вышел из машины, Платон кинулся мне навстречу.

– Дядя Герман! – завопил он. Босой, в коротких шортах, он подбежал к калитке. Потянулся, чтобы открыть.

– Платон, подожди, – бросилась за ним мать второго пацанёнка.

Платон её даже не услышал. Справился он с калиткой в долю секунды.

– Дядя Герман! – выскочил на улицу. Я и сообразить ничего не успел, как он оказался рядом.

– А Вероника сказала, что ты не приедешь! – выпалил он. В руке его был зажат ломоть ржаного хлеба, уголок губ чем-то перемазан. Растрёпанный, он смотрел на меня со свойственной только детям искренностью. От этого взгляда у меня стянуло нутро.

– Вероника ошиблась, – присел перед ним. Усмехнулся. – Как твои дела, разбойник?

– Хорошо. А почему ты уехал? Я ждал тебя, а ты даже не звонил. И Вероника…

– Так было нужно, – проговорил, рассматривая его.

Что-то подсказывало, что творю самую настоящую дичь. Но прошедший месяц ясно дал понять: не заберу их обоих – до конца дней жалеть буду. А хрен знает, когда эти дни кончатся. Ладно, если через пару лет, а если тянуть жвачку придётся ещё несколько десятков? Нет уж, увольте.

– Это у тебя обед? – кивнул на его руку.

– Добрый день, – не к месту встряла Люба. – Сейчас я соберу Платошкины вещи. Не думала, что Вы так быстро.

Я кивнул ей. Платон разжал пальцы и продемонстрировал мне перепачканную маслом с солью ладонь.

– Хочешь?

– Хочу, – взял кусок. Отхватил добрую половину и вернул мальчишке. Чёрт возьми, вкусно. Когда я ел в последний раз?

Мальчишка заулыбался. Тоже принялся жевать. Поднявшись, попросил мать его друга поторопиться. Сам привалился к машине. Посмотрел на дом с колышущимися на бельевой верёвке простынями, на разгуливающих у соседнего дома кур. Придёт время, возьму Нику, Платона и свалю в такую вот деревню на пару месяцев. И пусть всё катится куда подальше.

– Ты за мной приехал? – звонкий детский голосок.

– А за кем же ещё?

– И больше не уедешь?

– Уеду, – признался честно.

Платон нахмурился. Но только он открыл рот, чтобы что-то сказать, я добавил:

– Но ты поедешь со мной. Как тебе? Ты ведь, наверняка, никогда не был в Москве?

Мальчишка замотал головой. Хмурое выражение с его лица не сходило, в глазах читалось недоверие. Я криво усмехнулся. С дочерью у меня не сложилось. Что, если на этот раз всё-таки смогу всё сделать правильно?

– А Ника знает, что ты вернулся? – Платон снова протянул мне хлеб. – Ешь. Я уже много съел.

– Спасибо, – под внимательным взглядом мальчика отправил хлеб в рот. Сигареты остались в машине, и я было потянулся за ними, но Платон не отстал.

– Где Ника? Она ведь тоже поедет с нами? Я без неё не поеду.

– А если она не поедет? Если не захочет? – какого лешего меня дёрнуло спросить, понятия не имею.

Пацанёнок сдвинул брови.

– Без Ники не поеду, – ответил с решительностью, которой позавидовал бы взрослый мужик. – Не хочу в Москву без Ники. Я… я лучше тут, но с ней. И… И если она не поедет, ты тоже лучше тут с нами.

– Она поедет, – отрезал. – Ника дома, Платон. Собирает вещи.

Собирает она их или нет, уверен до конца не был. Но надеялся, что это так. В противном случае придётся затолкать её в машину в том, что на ней будет. И пусть хоть шипит, хоть плюётся. Раз уж я притащился в это проклятое место, чтобы забрать её и парня, так оно и будет.

Тем более что они уже и так мои. По всем фронтам. Так что деваться ей некуда.

Вероника

Складывая вещи в любезно присланный Германом курьерской доставкой чемодан, ругала себя на чём свет стоит. Ругала, но всё равно продолжала методично собираться. Оправданием, пусть даже совсем слабым и неубедительным, служило только то, что мне нужно было отвлечься, чтобы не думать о случившихся за последние сутки событиях. Хотя не думать не выходило.

Забывшись, я включила телевизор.

«На данный момент следствие не даёт никаких комментариев», – взволнованность журналистки чувствовалась даже через экран.

Стоя на фоне местного здания следственного комитета, она с силой сдавливала ручку микрофона и чеканила: «Единственное, что стало нам известно, задержанный – местный житель. Мы ждём дополнительную информацию».

На этом выход в эфир должен был подойти к концу. Но, похоже, что-то пошло не так, потому что прежде, чем картинка сменилась рекламным блоком, зрители у экранов услышали слова, им не предназначавшиеся: «Господи, неужели, этот кошмар закончился, Саш? Я думала…»