– Они не очень долго упирались. Твой отец и кое-кто еще переговорили с компаниями, которые финансируют университет. Тем было в высшей степени наплевать, пять лет тебе или пятьдесят. Ради того они и основали университет, чтобы отыскивать такие таланты. Сверху дали указание, и тебя приняли. Я не сомневаюсь, что ты прекрасно справился, но в точности, конечно, не знаю.

– Не понимаю.

Долли вздохнула и взглянула на доктора Снэрсбрук. Но та сидела с непроницаемым лицом – помощи от нее ждать не приходилось. И в первый раз пройти через это было нелегко, а теперь пережить это снова, ради Брайана, было не легче.

– Ну, ты ведь знаешь, у нас с отцом… не все гладко. Было не все гладко. Или, может быть, ты не знаешь? То есть не знал?

– Знаю. Взрослые думают, что дети, даже когда подрастут, ничего не понимают в семейных делах. Вы старались говорить потише, но я слышал, как вы ссорились. Мне это не нравится.

– Мне тоже не нравилось.

– Тогда зачем вы с отцом ссоритесь? То есть ссорились? Я никогда не мог понять.

– Прости, что это причинило тебе боль, Брайан. Но мы были совсем разные люди. У нас была прочная семья, может, даже прочнее других, потому что мы не слишком многого друг от друга ждали. Но в интеллектуальном отношении у нас с ним было мало общего. А когда появился ты, я стала иногда чувствовать себя пятым колесом.

– Ты хочешь сказать, что я в чем-то виноват, Долли?

– Нет. Как раз наоборот. Я хочу сказать – я виновата в том, что все это не кончилось благополучно. Может быть, я завидовала тому вниманию, которое он так щедро уделял тебе, и ревновала, видя, как вы близки друг с другом и как я от вас далека.

– Долли! Я всегда… любил тебя. Ты мне почти как настоящая мать. Свою родную мать я почти не помню. Мне сказали, что она умерла, когда мне был только год.

– Спасибо, что ты это сказал, Брайан, – ответила она с едва заметной улыбкой. – Пожалуй, сейчас уже поздно кого-то винить. Во всяком случае, мы с твоим отцом разошлись и через несколько лет без всяких скандалов развелись. Я вернулась к родителям и нашла новую работу – там я сейчас и работаю.

Поддавшись внезапной вспышке гнева, она повернулась к Эрин Снэрсбрук.

– Вот и все, доктор. Это то, чего вы хотели? Или мне еще немного повыворачивать душу?

– Физически Брайану двадцать четыре года, – спокойно ответила та. – Но его воспоминания обрываются на четырнадцати.

– Ох, Брайан… Прости меня, пожалуйста. Я не хотела…

– Конечно, не хотела, Долли. Наверное, все, о чем ты мне сейчас рассказала, уже назревало, и я должен был это видеть. Не знаю. Должно быть, дети всегда думают, что все останется, в сущности, по-старому. Просто в университете так много дел, работать над искусственным интеллектом так интересно… – Он умолк и повернулся к доктору Снэрсбрук. – Как по-вашему, доктор, теперь мне уже стукнуло пятнадцать? Во всяком случае, за последние несколько минут я много чего узнал.

– Это делается не совсем так, Брайан. Ты много чего услышал, но сам этого не помнишь. Твои воспоминания мы и должны теперь восстановить.

– Как?

– С помощью вот этой машины, которую – я могу сказать это с гордостью – помогал создавать ты. Я собираюсь стимулировать воспоминания, которые ты будешь опознавать. Компьютер станет следить за этим. Всякий раз, когда воспоминания по обе стороны разреза будут совпадать, между ними будет восстанавливаться связь.

– Да ведь во всем мире не хватит проводов, чтобы заново соединить все нервы, какие есть в мозгу! В нем, кажется, что-то около десяти в двенадцатой нервных связей?

– Да, но там большая избыточность. Мозг очень похож на компьютер, и компьютер тоже очень похож на мозг. Но важно никогда не забывать и о различиях. В компьютере память статична, а в человеческом мозгу – нет. Воспоминания, к которым человек возвращается чаще, становятся прочнее, а те, что возникают реже, слабеют и исчезают. Я надеюсь, что, когда будет заново соединено достаточное количество контактов, удастся восстановить и другие связи. Мы будем искать немы.

– А что такое немы?

– Нем – это пучок нервных волокон, соединенный с разнообразными элементами, каждый из которых на выходе представляет собой фрагмент какого-то понятия или какое-то состояние сознания. Например, что такое красное и круглое, сладкое и хрустящее, размером примерно с твой кулак и…

– Яблоко! – радостно воскликнул Брайан.

– Именно это я и имела в виду, но заметь – я этого слова не произносила.

– Но ведь только оно и подходит!

– Ну да – но ты можешь знать это только благодаря тому, что у тебя в мозгу существует элемент «яблоко», и он так связан с другими, что автоматически активируется, как только активируется достаточное число нужных немов: тех, что соответствуют понятиям «красный», «круглый», «сладкий», «плод».

– Да, еще вишни. У меня, наверное, и для вишен есть нужные немы.

– Да. Вот почему я добавила: «размером с кулак». Но два месяца назад у тебя этих немов не было. Или, точнее говоря, у тебя, конечно, были немы, соответствующие яблоку, только их входы были неправильно подключены. Поэтому раньше ты не узнавал яблоко по такому описанию – до тех пор, пока мы в ходе лечения не подключили их правильно.

– Странно. Я ничего такого не помню. Погодите-ка. Конечно, я не могу этого помнить. Это было до того, как вы восстановили мою память. Как можно что-то вспомнить, если у тебя нет памяти?