– Звучит вполне разумно, – согласился Нильс, прищурясь в перископ и вводя небольшую коррекцию. – Но что будет с нашим курсом? Этот газопровод на палубе – он что, предназначен именно для такого случая? Тот самый, из-за которого так стонал Хеннинг, когда сверлил дырки в корпусе.

– Совершенно верно. Там установлен широкоугольный объектив с оптическим прицелом.

– Такого типа, как на истребителях, – для ведения прицельного огня?

– Точно. Ты будешь удерживать звезду в центре, как и раньше. Не вижу никаких особых проблем.

– Да, конечно. Нет проблем. – Нильс обвел взглядом наспех переоборудованное временными приспособлениями помещение и с изумлением покачал головой. – Может кто-нибудь из вас на минутку сменить меня? Мне надо прогуляться в носовую часть. Пиво, знаете ли.

Поворот прошел гладко, и они даже не заметили бы вращения, если бы не следили за солнечным светом, переместившимся через палубу вверх по переборке. Задребезжало несколько плохо закрепленных предметов, по столу покатился карандаш и упал.

Время шло быстро. Безжалостно светило солнце, и они немного поговорили о солнечных бурях и радиации ван Аллена. Ни то, ни другое не представляло для них серьезной угрозы, поскольку корпус подводной лодки был намного толще, чем у любой ракеты, и представлял собой надежную металлическую защиту.

– А вы подумали о том, как мы будем разговаривать с космонавтами? – спросил Ове. Он стоял в дверях машинного отделения, откуда мог одновременно наблюдать за термоядерным генератором и разговаривать с остальными.

– Они же летчики, – сказал Нильс. – Значит, должны говорить по-английски.

Ове не согласился:

– Только если они летали за пределы страны. Внутри Советского Союза Аэрофлот пользуется русским языком. Английский применяют только в международных полетах для радиоконтроля. Я провел шесть месяцев в Московском университете, так что смогу как-нибудь объясниться, если придется. Но я надеялся, может, кто-то из вас говорит поприличнее.

– Иврит, английский, идиш и немецкий – увы, это все, – сказал Арни.

– А я знаю только английский, шведский и французский, – отозвался Нильс. – Так что, Ове, придется тебе взять это на себя.

Как и большинство европейцев, закончивших колледж, они считали само собой разумеющимся, что человек должен знать, по крайней мере, один язык, кроме родного. Жители Скандинавии, как правило, знали два-три иностранных языка. В конце концов они пришли к выводу, что космонавты говорят на каком-нибудь языке, который они смогут понять.

За их продвижением неустанно следил наземный компьютер, и, когда четыре часа начали подходить к концу, им передали, что пора включать радиовысотомер. Его максимальная дальность составляла сто пятьдесят километров, и они уже вошли в радиус действия.

– Есть слабый сигнал! – взволнованно воскликнул Нильс. – Луна действительно недалеко.

Волнение Нильса было легко объяснить. После разворота спутник Земли исчез из поля зрения и находился где-то под килем.

– Предупреди меня, когда до поверхности останется примерно сотня километров, – сказал Арни. – Я разверну корабль, и мы сможем смотреть через бортовые иллюминаторы.

Сила тяжести внутри космической подлодки стала увеличиваться – они стремительно мчались к Луне, которая все еще оставалась для них невидимой.

– Альтиметр крутится очень быстро. – Голос пилота был профессионально сдержан и не выдавал волнения, которое испытывал Нильс.

– Увеличиваю торможение до двух g, – объявил Арни. – Приготовьтесь.

Их охватило странное ощущение, словно они внезапно стали гораздо тяжелее. Руки опустились, подбородки прижались к груди, кресла под ними затрещали. Стало трудно дышать. Нильс протянул руку к контрольной панели, и ему показалось, что на руке висит тяжелый груз. Он весил сейчас около четырехсот фунтов.

– Скорость спуска уменьшается, – сообщил он. – Скоро до поверхности останется сто километров. Скорость спуска приближается к нулю.

– Я хочу зависнуть на этой высоте, пока мы будем просматривать район поиска, – сказал Арни, испытывая огромное облегчение. Он ощущал, как колотится сердце, с трудом качая кровь при двойной силе тяжести.

Через несколько мгновений он передвинул рычажки. Вес стал уменьшаться, достиг нормального уровня и продолжал становиться все меньше, пока они не почувствовали, что скоро смогут свободно взлететь. Повиснув над поверхностью, они оказались в поле притяжения Луны, составляющего всего одну шестую земного.