– Это для тебя «какая-то», – ответила Алаяна. – А у нас сейчас острая фаза перед выборами. Этот плакат – часть нашей внутренней избирательной кампании. Выпад одной из кандидаток против другой. Похожесть жабы на господина президента – это один слой из сотни. Мужчины – в большинстве своем – не считают ни одного. А женщины увидят, и будет небольшой скандал, который на вас, впрочем, никак не отразится.

– Это связано с тем, что журнал – не чисто мужской или женский, а общий? – уточнил я.

– С этим связано в первую очередь, – призналась Алаяна. – Володя, ты лезешь туда, где очень горячо. Прошу тебя – не впутывай сюда Саню. Пропусти плакат.

– Саня должен знать.

Я уже понимал, что зря сюда лезу. Здесь была завязана политика, здесь были спонсорские деньги от анклава и реклама, которую у нас размещали, а у конкурентов – нет. Но и просто так взять и подставить главреда я не мог.

– Чего ты хочешь? – спросила Алаяна и пристально взглянула мне в глаза.

Сочетание такого вопроса и такого взгляда имело очень много подтекстов. Мы оба были из высшего общества и оба понимали, что она не имеет в виду секс. Но животное начало внутри меня – и, я уверен, внутри главреда женской части редакции – зашебуршилось, оценивая собеседника в качестве потенциального партнера.

Она была старше меня лет на пять, слишком высокая, слишком худая. У нее наверняка было уже не меньше четырех детей – такая высокая должность подразумевала крепкий брак и большую семью.

А я для нее был слишком низкостатусным, слишком молодым и, наверное, слишком низкорослым и недостаточно атлетичным.

– Я хочу, чтобы все было по правилам, – ответил я.

– Никогда все не бывает по правилам. – Она отвела взгляд, показывая, что не рассматривает меня как партнера, и мы оба чуть расслабились. – Твоя жена сейчас курирует пару залов под присмотром твоей же матери, руководящей музеем. Я могу перевести ее с небольшим повышением в министерство культуры, это откроет для нее новые возможности.

Я задумался. Лезть в женские дела – вещь опасная. Если мать узнает, что я сделал что-то подобное, взорвется весь дом, и двоюродный дед, являющийся лидером мужской половины нашего клана, пинком выкинет меня из дома.

С другой стороны, если Айранэ, моя жена, повысит свой статус, это откроет новые возможности и для меня, особенно если она забеременеет и родит четвертого ребенка.

– Об этом никто не узнает, – утвердительно сказал я.

– Естественно.

– И у Сани не будет неприятностей из-за плаката.

– Никаких, – уверенно ответила она. – Неприятности будут у меня, но это мой выбор.

Я встал и вышел из ее кабинета, заканчивая разговор. Если бы она была мужчиной, мы бы еще минут десять рассыпались в бисере фраз, подтверждающих наше взаимное уважение, хлопали бы друг друга по плечам, ритуально показывая, что близость второго нам не неприятна.

Но в разговоре мужчины и женщины не требуется дополнительное подтверждение договоренности: любой такой союз временен, любая договоренность держится только на взаимной выгоде.

И – иногда – на сексе или ненависти к общему врагу.

Плакат ушел в печать, а я весь остаток дня занимался лонгридом, который делал на основе работы в командировке, про завод, создающий оборудование для спутников.

Завод был новаторским, и он использовал как мужские, так и женские наработки в части технологий и архитектуры решений.

Объединяла это все команда из десятка женщин и троих мужчин, общающихся между собой, естественно, по сети.

Я, как мужчина, брал интервью у одного из мужчин и по разговору понял, что у него нет полной картины: но вынужден был писать статью с его слов. Правильнее всего было бы отправить письмо с несколькими вопросами одной из архитекторов-женщин, но это выглядело бы оскорбительно по отношению к интервьюированному мною специалисту, и потому при подготовке я извивался как уж на сковородке, стараясь обойти в материале все места, в которых он сомневался во время разговора.

Работа меня затянула, и я совсем забыл про Раннэ, которая ждала меня к семи тридцати. Обычно я задерживался на работе, иногда – надолго. Сегодня у меня была задача, к тому же по-настоящему интересная, и я обо всем забыл.

В семь сработала напоминалка от дяди Лёни о том, что завтра будет семейный ужин и от меня ждут, что сегодня я куплю свежее мясо.

Непостижимым образом это вытащило из памяти Раннэ, я тут же понял, что уже опаздываю, сохранил файлы и побежал, по пути прощаясь с ребятами. Саня работал в своем кабинете, я прекрасно видел его за стеклянными дверями, но прощаться заходить не стал, так как это в лучшем случае затянулось бы минут на пять, а их у меня не было.

К парковке у ТЦ я подъехал в семь пятьдесят две. Я собирался выйти и передать место пилота девушке, но она уверенно села на пассажирское кресло, махнув рукой – мол, чего стоишь?