С булыжной мостовой они нырнули в боковую дверь какого-то дома и оказались в полутемной харчевне; ставни были закрыты, стулья поставлены на столы. Муха с девушкой подошли к стойке, и трактирщик, низенький, лысеющий толстяк, налил им вина в глиняные кружки. Тут из мрака выступил Ананаис, и кувшин выпал из дрожащих пальцев хозяина. Муха испуганно обернулся.

— А, это ты! Для человека твоего роста ты ходишь очень тихо. Все в порядке, Ларкас, — это он спас Валтайю.

— Рад познакомиться с вами, — кивнул трактирщик. — Выпьете вина?

— Охотно.

— Мир сошел с ума, — сказал Ларкас. — Вы знаете, в те первые пять лет, что я держал эту гостиницу, здесь не случилось ни одного убийства. У всех было хоть немного денег, и жить было весело. Мир сошел с ума! — Он налил Ананаису, подлил себе и выпил единым духом. — Все обезумели! Ненавижу насилие. Я приехал сюда, чтобы пожить спокойно. Тихий городок близ Сентранской равнины — чего, казалось бы, лучшего желать? А посмотрите, что творится здесь теперь. Звери разгуливают на двух ногах. Законов никто не понимает, не говоря уж о том, чтобы исполнять их. Кругом доносчики, воры, убийцы. Стоит пустить ветер во время исполнения гимна — и тебя объявят изменником.

Ананаис снял со стола стул, сел ко всем спиной, приподнял маску и выпил. Валтайя подошла к нему — он отвернулся, допил вино и поправил маску. Ладонь девушки легла на его руку.

— Спасибо, что подарил мне жизнь.

— Для меня это было удовольствием.

— У тебя на лице шрамы?

— Еще какие.

— Но они зажили?

— В основном да. Тот, что под правым глазом, то и дело открывается, но ничего, жить с этим можно.

— Я тебя полечу.

— Не стоит.

— Но мне хочется хоть что-то для тебя сделать. Не бойся — мне и раньше доводилось видеть шрамы.

— Не такие. Под этой маской нет лица. А ведь когда-то я слыл красавцем.

— Ты и теперь красив.

Его голубые глаза сверкнули, и он подался вперед, сжав кулак.

— Не делай из меня дурака, женщина!

— Я хотела только...

— Я знаю, чего ты хотела — показать, какая ты добрая. Так вот, я ни в чьей доброте не нуждаюсь. Ни в доброте, ни в понимании. Я был красивым, и мне это нравилось. Теперь я урод и научился жить с этим.

— А теперь послушай меня, — спокойно сказала Валтайя, опершись локтями о стол. — Я хотела сказать, что внешность для меня ничего не значит. Человека красят его дела, а не кожа, которую он носит поверх жил и костей. Твой сегодняшний подвиг был прекрасен.

Ананаис откинулся назад, сложив руки на широкой груди.

— Я сожалею о том, что сказал. Прости меня. Она усмехнулась и крепко сжала ему руку.

— Мне нечего прощать. Просто мы узнали друг друга чуть получше, только и всего.

— За что тебя хотели сжечь? — спросил он, кладя руку поверх ее руки и наслаждаясь теплом ее пальцев.

Она пожала плечами.

— Я травница и знахарка — а еще я всегда говорю правду.

— С подстрекательством и колдовством мне все ясно. А как же насчет воровства?

— Однажды я позаимствовала лошадь. Расскажи лучше о себе.

— Нечего рассказывать. Я воин, который ищет войны.

— Ты из-за этого вернулся в Дренай?

— Трудно сказать.

— И у вас правда целая армия?

— Как же — целых два человека. Но это только начало.

— Что ж, в бодрости духа тебе не откажешь. Твой друг дерется так же хорошо, как и ты?

— Лучше. Это Тенака-хан.

— Надирский князь? Хан Теней?

— Я вижу, ты знаешь нашу историю.

— Я выросла в Дрос-Дельнохе, — сказала она, пригубив вино. — Я думала, он погиб вместе со всем «Драконом».

— Такие, как Тенака, так просто не погибают.

— Тогда ты, должно быть, Ананаис? Золотой Воин?

— Имел когда-то честь так называться.

— О вас обоих ходят легенды. Вдвоем вы истребили двадцать вагрийских всадников в сотне миль к западу от Сузы. А потом окружили и уничтожили большой отряд работорговцев близ Пурдола на востоке.

— Всадников было не двадцать, а всего лишь семеро — и одного трясла лихорадка. А работорговцев было вдвое меньше, чем нас.

— А разве вы не освободили лентрийскую принцессу из рук надирских кочевников, проехав ради этого сотни лиг на север?

— Нет — и я в толк не возьму, откуда взялась эта легенда. Притом все это случилось еще до твоего рождения — откуда ты так хорошо об этом знаешь?

— От Мухи — он замечательный рассказчик. Почему ты меня спас?

— Что за вопрос? Разве я не проехал сотни лиг, чтобы спасти лентрийскую принцессу?

— Но я-то не принцесса.

— Да и я не герой.

— Ты схватился с полулюдом...

— Да — но он был обречен после первого же моего удара. У меня на перчатках отравленные шипы.