— Это единственное, что ему предназначено, — сказал Аквас.

— Объясни, брат, — попросил Балан.

— Будучи просто рыцарем, он не смог бы ни общаться, ни странствовать с нами: он постоянно чувствовал бы себя униженным. Но мы идем на войну— это ему знакомо. Отсутствие дара уравновешивается для него званием вождя.

— Хорошо, Аквас. А теперь, пусть теперь Сердце скажет нам, где опасность.

Аквас закрыл глаза и сосредоточился. Несколько минут он хранил молчание.

— Храмовники еще заявят о себе. Они не смирятся со своим поражением и не оставят его неотомщенным.

— Что еще?

— Еще— Цеска отрядил тысячу человек для подавления Скодийского мятежа. Не пройдет и недели, как они будут здесь.

Шагах в тридцати от их костра сидели Декадо с Тенакой, Ананаисом, Басурманом и Мухой.

— Расскажи-ка, Дек, — сказал Ананаис, — как тебя угораздило сделаться вождем этих колдунов? Тут, должно быть, целая история.

— Почем ты знаешь — может, я сам колдун?

— Нет, серьезно, — прошептал Ананаис, покосившись на рыцарей в белых плащах. — Странные они какие-то — все время молчат.

— Ошибаешься. Они разговаривают — только мысленно.

— Вздор! — Ананаис сложил пальцы в знак Хранящего Рога и приложил ладонь к сердцу.

— Я правду говорю, — улыбнулся Декадо и подозвал к себе Катана. — Давай, Ани, спроси у него что-нибудь.

— Неловко как-то, — пробормотал Ананаис.

— Я спрошу, — вызвался Муха. — Скажи, друг мой, это правда, что вы умеете разговаривать... э-э-э... не разговаривая?

— Правда, — мягко ответил Катан.

— Не мог бы ты нам показать, как вы это делаете!

— Каким образом?

— Попроси вон того, высокого, — понизил голос Муха, — чтобы он снял шлем, а потом надел снова.

— Если тебе это доставит удовольствие — пожалуйста, — сказал Катан, и все взоры обратились на воина шагах в сорока от них. Он послушно снял шлем, улыбнулся и надел снова.

— С ума сойти! — воскликнул Муха. — Как тебе это удалось?

— Это трудно объяснить. Извини меня. — Катан, поклонившись Декадо, вернулся к своему костру.

— Говорил же я, — сказал Ананаис. — Странные они — не такие, как мы.

— В наших краях такие тоже встречаются, — вступил в разговор Басурман.

— И чем же они занимаются? — спросил Муха.

— Да ничем. Мы их жжем на кострах.

— Не слишком ли сурово?

— Возможно, — пожал плечами чернокожий. — Но делать нечего — так уж заведено.

Тенака оставил их и прошел к тому месту, где сидела Рения с Валтайей, Парсалем и Паризой. При виде его у Рении забилось сердце.

— Не хочешь ли пройтись со мной немного? — спросил он. Она кивнула, и они отошли от костров. Солнце сияло ярко, высвечивая серебряные нити в его волосах. Ей ужасно хотелось прикоснуться к нему, но чутье советовало не спешить.

— Прости меня, Рения. — Он взял ее за руку.

Она заглянула в раскосые лиловые глаза — и увидела в них страдание.

— Ты правду сказал тогда? Ты в самом деле убил бы меня кинжалом?

Он покачал головой.

— Хочешь, чтобы я осталась с тобой? — тихо спросила она.

— А ты хочешь?

— Это единственное, чего я хочу.

— Тогда прости меня, дурака. В этих делах я полный профан. Всегда был неуклюж с женщинами.

— Чертовски приятно слышать, — улыбнулась она. Ананаис, наблюдавший за ними, перевел взгляд на Валтайю. Она смеялась, говоря о чем-то с Парсалем.

«Зря я не позволил тому полулюду убить меня», — подумал Ананаис.

Путь до Скодии занял три дня: приходилось соблюдать осторожность. Аквас сказал Декадо, что после стычки у сожженной деревни командир Дельнохского гарнизона разослал караулы по всему Скултику и его окрестностям, а на юге в поисках мятежников рыщут конники Легиона.

Тенака, выбрав время, переговорил с предводителями Тридцати — он слышал множество преданий, но по сути мало что знал об Ордене. Если верить легендам, Тридцать — полубоги, наделенные сверхъестественными способностями, и их призвание — погибнуть в битве со злом. В последний раз они появились в Дрос-Дельнохе, где под водительством альбиноса Сербитара сражались вместе с Бронзовым Князем против орд Ульрика, величайшего надирского полководца всех времен.

Но из разговора с ним Тенака так почти ничего и не понял.

Они были вежливы — даже дружелюбны, — но их ответы проплывали в воздухе, как дым, который обычному человеку ухватить не под силу. Декадо вел себя точно так же: он только улыбался и переводил разговор на другое.

Тенака не отличался особой религиозностью, но в присутствии монахов-воинов чувствовал себя неуютно и постоянно возвращался памятью к словам слепого провидца.

«Золото, Лед и Тень... » Старец предвидел, что трое сойдутся вместе. И они сошлись. Предвидел он и угрозу со стороны Храмовников.