Та вначале увидела Элис и воскликнула:

– Элис Парслоу?! Это ведь ты? Я знала твою матушку. А это кто? Господи боже, да это же Малкольм Полстед из «Форели»! Что это значит, Джордж?

– Они спасались от наводнения, – объяснил Джордж Боутрайт.

– Можете звать меня Одри, – сказала его жена, поднимаясь на ноги. – А это у вас кто? Мальчик? Девочка?

– Девочка, – ответил Малкольм. – Лира.

– Так-так, пора поменять ей подгузник. Я дам вам теплой воды. А чем ее покормить, у вас найдется? Нужно сухое молоко… а, вижу, у вас есть. Хорошо. Сейчас поставлю воду на огонь, а вы пока переоденьте девочку и вымойте. А потом я и вас покормлю. Вы что, так и плыли аж от самого Оксфорда? Представляю, как вы устали. Поешьте, и сразу спать.

– А где это мы? – спросил Малкольм.

– Где-то в Чилтерн-хилс [26] . Точнее сказать не могу. Но здесь безопасно – по крайней мере, пока что. Все эти люди – они тоже как мы. В общем, в таком же положении. Только не надо приставать к ним с расспросами, это невежливо.

– Понятно, – сказала Элис.

– Спасибо вам, – добавил Малкольм, и они с Элис отошли в угол пещеры, чтобы не мешать остальным ужинать.

Одри Боутрайт принесла еще один фонарь и повесила в углу. В его теплом свете Элис раздела Лиру и сунула Малкольму в руки мокрый и вонючий ком тряпья.

– А во что же мы ее переоденем? – спросил Малкольм.

– Постираем это и повесим сушиться на куст или еще куда. Я пока заверну ее в одеяло, а когда вернемся в лодку, оденем ее как следует. Там еще есть для нее чистая одежка.

Малкольм аккуратно рассортировал промокшие тряпки: что-то выбросить, что-то – в стирку. Потом огляделся по сторонам, пытаясь сообразить, куда эти люди девают мусор, и вдруг заметил, что на него внимательно смотрит мальчик, примерно его ровесник.

– Хочешь это выбросить? – спросил мальчик. – Пошли со мной, я тебе покажу, куда. Как тебя зовут?

– Малкольм. А тебя?

– Эндрю. Это твоя сестра?

– Кто, Элис? Нет…

– Я про малявку.

– А-а. Нет, мы просто спасли ее от наводнения.

– А вы откуда?

– Из Оксфорда. А ты?

– Из Уоллингфорда. Видишь, вон там яма? Туда можно выбросить.

Мальчик, похоже, был настроен дружелюбно. У Малкольма не было сил на болтовню, очень уж хотелось спать. Но ссориться с новым знакомым не стоило, поэтому на обратном пути он все-таки спросил, чтобы поддержать разговор:

– А твои родители здесь?

– Нет. Только тетя.

– Вас тоже затопило?

– Ага. На нашей улице куча народу потонула. Наверное, такого потопа со времен Ноя не бывало.

– Похоже на то. Но долго он не продлится, вот увидишь.

– Сорок дней и сорок ночей.

– С чего ты взял? А… ну да, – кивнул Малкольм, вспоминая уроки слова Божьего.

– А как зовут малявку?

– Лира.

– Лира… А большая девчонка? Ты сказал, ее зовут Элис?

– Это просто моя подруга. Спасибо, что показал мне яму. Спокойной ночи.

– Э-э-э… спокойной ночи, – отозвался Эндрю, немного разочарованный внезапным завершением беседы.

Элис все еще кормила Лиру, сидя под фонарем, и выглядела совершенно измотанной. Одри Боутрайт принесла им две жестяные тарелки с тушеным мясом и картошкой – горячими, только с огня.

– Дай ее мне, – сказала она. – Я докормлю. Вам самим надо поесть.

Элис без единого возражения отдала ей ребенка и принялась за еду, а Малкольм уже уплетал жаркое за обе щеки. Никогда в жизни он не был так голоден, и никогда в жизни еда не казалась ему такой вкусной, даже у мамы на кухне.

Проглотив последнюю ложку жаркого, он тут же почувствовал, что глаза закрываются сами собой. Но все-таки он заставил себя встать, чтобы забрать Лиру у Одри (подождав, пока та похлопает ее по спинке) и положить под бок Элис, которая уже свернулась калачиком на полу.

– Держи, – сказал мистер Боутрайт, вручая ему сверток одеял и пару комковатых парусиновых мешков, набитых сеном. Последним усилием Малкольм расправил их и расстелил на полу, положил Лиру посредине, улегся сам рядом с Элис и провалился в сон – самый глубокий за всю его жизнь.

Разбудила их Лира, когда бледный свет сырого утра просочился в пещеру. Аста сонно куснула Малкольма за ухо – и тот проснулся с таким же чувством, с каким любитель опиума нехотя всплывает из самых глубоких, самых сладостных пучин макового озера на поверхность, где его не ждет ничего, кроме холода, страха и долгов.

Лира плакала, а Аста пыталась утешить Пана, но крошка-хорек не желал утешиться и только жался к Лире, тычась носом ей в шею, отчего девочка сердилась еще сильнее. С трудом продрав глаза, Малкольм заставил себя сесть и начал тихонько покачивать Лиру. Но это не помогло – пришлось взять ее на руки.