– Вот так, – произнес женский голос. – Дай-ка ему выпить вот этого.

– Спасибо, – ответила Элис. – Так, Мал, садись потихоньку и пей. Только осторожно, оно горячее.

Мал! Она еще никогда его так не называла. И вообще никто. Да он никому бы и не позволил так себя звать – разве что ей. Питье было обжигающее, так что он сумел сделать только маленький глоток. На вкус оно было как лимон – мама иногда давала его от простуды… но тут было что-то еще.

– Я туда имбиря положила, – сказала женщина. – Помогает, когда тебя мутит. К тому же, утоляет боль.

– Спасибо, – едва шевеля губами пробормотал он.

Даже странно, что еще минуту назад у него были силы допрашивать Эндрю.

Он отпил еще немножко и провалился в сон.

Когда Малкольм проснулся, кругом стояла кромешная тьма. Ему было тепло – сверху его накрыли чем-то тяжелым, с отчетливым запахом псины. Он попробовал пошевелиться, и голова, что удивительно, его за это не покарала. Так что он пошевелился еще и даже сумел сесть.

– Мал? – тут же за спиной у него послышался голос Элис. – Ты там как? В порядке?

– Да, кажется.

– Сиди тут. Я принесу тебе хлеба с сыром.

Элис встала – оказалось, что до сих пор она лежала рядом с ним. Все удивительнее и удивительнее. Малкольм лег обратно и стал медленно просыпаться, а вместе с ним просыпались и воспоминания о вчерашнем дне… и ночи. Тут в голове у него вспыхнуло: он вспомнил, что случилось с Лирой, и сел рывком, словно его подбросило.

Элис протягивала ему что-то…

– Вот, бери, – она сунула ему в руку ломоть хлеба. – Он черствый, зато не плесневелый. Яичницу хочешь? Я пожарю, если ты сможешь съесть.

– Нет, Элис, спасибо. Слушай, мы правда… – простонал он и умолк, не в силах продолжать.

– …Боннвиля? – прошептала она. – Ага, правда. Только лучше молчи об этом. Ничего не говори, с ним покончено.

Малкольм попробовал откусить от ломтя, но тот оказался такой черствый, что зубы опешили, столкнувшись со столь серьезной задачей. Не говоря уже о голове, которая опять заболела. Тем не менее, он не сдался. Рядом снова возникла Элис с кружкой чего-то крепкого и соленого.

– А это что такое?

– Какой-то бульонный кубик… Не знаю. Пей давай, тебе полегчает.

– Спасибо, – он сделал маленький глоток. – А давно уже ночь?

– Нет. Стемнело не так уж давно. Там, снаружи, люди – браконьерствуют или что-то вроде того.

– А Эндрю где?

– Тетка смотрит за ним. Он больше не убежит.

– Нам надо… – Малкольм попробовал проглотить кусок хлеба, но передумал и пожевал еще перед новой попыткой. – Надо выручать Лиру, – закончил он хрипло.

– Да. Я все время об этом думаю.

– Для начала надо посмотреть на этот их монастырь.

– И разузнать, что именно Эндрю им о нас рассказал, – подхватила она.

– Думаешь, он скажет нам правду?

– Я ее из него выбью.

– Ему верить нельзя. Он что угодно скажет, лишь бы его не били.

– А я все равно его вздую.

Малкольм прожевал еще кусок хлеба.

– Я хочу поговорить с той женщиной, что у них работала. Надо выяснить, где у них там что, – где детская, как туда пробраться и все остальное.

– Я пойду и приведу ее.

Элис вскочила на ноги и поспешила к огню, где обитатели пещеры сидели за выпивкой и разговорами, время от времени помешивая в большом горшке с едой.

Малкольм с трудом поднялся повыше и обнаружил, что головная боль утихла, зато опять дали о себе знать натруженные мышцы. Он откусил кусок сыра и постарался сосредоточиться на нем.

Вскоре вернулась Элис и привела ту женщину. Ее деймоном был хорек: он сидел у нее на плече и непрерывно шевелил челюстями.

– Это миссис Симкин, – представила Элис.

– Здравствуйте, миссис Симкин, – сказал Малкольм, пытаясь проглотить сыр (пришлось смягчить несговорчивый кусок глотком бульона из кубика). – Мы хотим разузнать все, что можно, про тот монастырь.

– Вы же не думаете забраться туда и спасти ее? – спросила она, садясь и все время поглаживая деймона, который, кажется, очень нервничал.

– Вообще-то да, – сказал Малкольм. – Нам придется. Это даже не обсуждается.

– Ничего не выйдет. У них там настоящая крепость. Вам ни за что туда не пробраться.