Для неумелого полководца широкие фланги – беда. Напористый и смелый командир противника рассечет его войско двумя-тремя умелыми ударами, разобщит и уничтожит по отдельности. Мудрому полководцу широкое построение не помеха. Прочный строй его войска прогнется в середине подобно подкове, а когда враг будет вовлечен в атаку, фланги сомкнутся и сдавят его с боков, зайдут в тыл, окружат и перебьют до последнего солдата…

Когда составляешь порядки, сосредоточь силы на главном направлении, усиль ряды пехоты там, где ожидаешь прорыв врага, прибереги резерв для флангового удара или стремительного броска в тыл противника. Усиль один фланг, когда враг начнет теснить более слабое крыло, ударь его баталию в бок, нарушь боевые порядки, сомни и обрати в бегство…

Вслед за общими рекомендациями книга пестрела рисунками, изображающими расположение войск в самых разных сражениях древности. Краски поблекли и местами осыпались, названия большинства городов и деревень, рек и гор ни о чем не говорили молодому табальцу, впрочем, так же как и имена полководцев, давно умерших или погибших на войне. Но разноцветные прямоугольнички, квадратики, кружки, стрелки и линии завораживали, уводили прочь от мокрых тряпок, от грязной воды, паутины и мусора. Они заставляли представить рати, сошедшиеся на поле боя. И тогда ровные линии пехоты ощетинивались пиками, чьи граненые наконечники поблескивали на солнце, сверкали шлемы и оковки щитов, трепетали цветные флажки ротных штандартов и тяжелые полотнища полковых хоругвей. Взрывали дерн подкованные копыта тяжелогруженых коней, всадники взмахивали мечами, палицами и секирами, полоскались по ветру плащи, а султаны на шлемах казались россыпью полевых цветов на лугу. С натужным скрипом передвигались баллисты и катапульты, мерно покачивались осадные башни, дрожали туго скрученные ремни требушетов. Ревели трубы, и рвалась к небу раскатистая барабанная дробь. Звучные команды офицеров, ржание коней, мычание волов, гнусавое мяуканье боевых котов сливались в одну сложную музыкальную композицию, от которой сильнее билось сердце и на ногах вырастали крылья.

– Ты не заснул часом, грамотей? – с тревогой окликнула его Лейна. Толкнула в плечо, словно пытаясь разбудить. – Ты гляди! Замолчал, в пол уставился, бормочет чего-то… Может, твою книжку надо жрецам показать? Может, она того… заговоренная? А то и вовсе чародейская?

– Ну что ты такое говоришь! – Антоло развел руками. – Какая еще чародейская?

– А такая! Знаю! Сказки слышала! – Уверенности в ее голосе хватило бы на четырех университетских профессоров.

– То-то и оно, что сказки! Если даже книга и чародейская, то человека она не заколдует.

– Да ну?!

– Конечно.

– А ты их видел? Или с колдунами когда дружбу водил?

– Книг не видел. А с колдунами… – Антоло вздохнул и замолчал. Уж дружбы с Киром он точно не водил. Да и будет ли когда-то водить, неизвестно. Слишком они разные. Один офицер из небогатого, как выяснилось, рода. Хоть и дворяне, а землю пахали, косили, коров доили наравне с чернью. И денег лишних в семье не водилось. Зато гордости и отваги, стремления не опорочить прославленных предков хоть отбавляй. А второй родился в семье табальских овцеводов, забывающих уже, с какой стороны к тому барану подходить надо.

С детства Антоло привык к роскоши – по-деревенски безыскусной и аляповатой. Уж если дед вешал на шею оберег, то цепочка была из самого дорогого, червонного золота и в палец толщиной. Если отец кроил кафтан, то заказывал самое дорогое сукно, аж из Итунии… И ведь его самого в университет отправили скорее из тщеславия – перед соседями покрасоваться: вот, мол, какие мы зажиточные, денег куры не клюют, захотим и из старшего сыночка магистра богословия сделаем, захотим и младшего в полковники выведем, даже если для этого придется полк снарядить на свои деньги.

Отправляясь в Аксамалу, он даже не знал, что будет учить, сколько лет, и, главное, понятия не имел, для чего это ему нужно. Вот Емсиль – молодец. Уж он-то мечтал лечить людей с самого начала. И даже попав в армию, себе не изменил, занимается любимым делом. А он, Антоло из Да-Вильи? В чем его предназначение? Способен ли он совершить поступок, который запомнится людям. Пускай, не войдет в историю. Триединый с нею! Ведь не каждый человек достигает славы и величия. Вспомнят ли о нем простые люди? Те, с которыми приходится делить хлеб, хлебать пиво из одного бочонка, драться бок о бок. Может, быть наемником – это и есть его судьба? Придумывать всяческие хитрости и уловки на поле боя… Пробираться в тыл врага…

Тут он сообразил, что опять задумался до неприличия надолго.

Улыбнулся Лейне:

– Ладно. Не будем о колдунах. А то еще приснятся следующей ночью. Куда сегодня идем?

Девушка хмыкнула:

– Я думала, ты и не спросишь уже. А то и останешься книжку свою читать.

– Да что я, почитать не успею? – горячо заверил ее Антоло. – Делу время, а потехе час, как говорят у нас в Табале.

– Меньше болтай про Табалу! – Лейна зябко повела плечами и стрельнула глазами по сторонам, будто бы кто-то мог ее подслушать.

– Да ладно! Я только тебе, – подмигнул ей Антоло. – Так куда идем? Что мыть на этот раз будем? Эх! Стосковался я за ночь по ведрам!

Служанка вздохнула, по достоинству оценив его шутку, махнула рукой:

– Большой зал. Его светлость военный совет собирать изволят. Выходит, надобно поубираться…

– Надо так надо! – Бывший студент подхватил пустое ведро, ночевавшее в углу комнаты. Понизив голос, он поинтересовался: – А что, у его светлости много советников?

– Это мое дело, что ли? – отмахнулась Лейна. Она вообще, на взгляд табальца, слишком много жестикулировала. Прямо скажем, по-каматийски как-то… Может, в предках у Одберга имеются выходцы с юга?