И тогда Джон Л. Истман, избалованный мальчик, изнеженный юноша, вальяжный и чопорный адвокат, принял первое в своей жизни по-настоящему мужественное решение. Он повернулся к окружившим его таможенникам и сказал:

– Это мое. Остальные не имеют к этим наркотикам никакого отношения.

– Джон?! – услышал он голос сестры и обернулся к Линде, которая смотрела на него с ужасом и недоверием.

– Да, Линда, я наркозависим, – сказал он ей, с трудом подавив накатывающую истерику. Затем внутренне собрался, обернулся к толпе и с пафосом повторил: – Я наркозависим! Я выкуриваю в день до десятка сигарет с э-э-э… имеющих наркосодержащую начинку. Каннабисную начинку. До десятка этих…

– Косяков, – подсказал молодой таможенник.

– Да, да, косяков! А затем я испытываю состояние эйфории, то есть ловлю этот, как его…

– Кайф, – выручил кто-то из пассажиров.

– О да, благодарю вас, именно кайф. Более того, – его голос становился все тверже, – должен официально заявить, что я испытываю болезненную тягу к данным противозаконным веществам уже довольно существенный период моей жизни. И я неоднократно приобретал вышеуказанные вещества, подпадая тем самым под юрисдикцию параграфа номер девятьсот двадцать четыре Уголовного кодекса.

Сказав все это, он протянул вперед расслабленные кисти рук и добавил по-простому:

– Вяжите меня, люди добрые.

Забрав пакет с марихуаной, Истмана вежливо увели. В какой-то момент он резко остановился, обернулся и, глядя на Линду, открыл было рот, чтобы что-то крикнуть, но промолчал, опустил голову и, подталкиваемый конвоирами, исчез за углом. Остальные в состоянии легкого ступора прошли на телескопический трап.

Даже на лице Йоко читалась растерянность, хотя, возможно, это было и разочарование. Негромко ругаясь по-японски, она, проходя мимо стойки, как бы нечаянно сбросила локтем на пол бордовую папку и уже занесла каблук, чтобы вволю потоптаться по ней, но услужливый сотрудник «Аэрофлота» успел папку поднять и вложить оливковой от ярости японке в руки.

– Возьмите! – сунула она папку Вепреву так, как будто та жгла ей ладони.

Вепрев единственный сохранил в этой ситуации полное самообладание. Пристально посмотрев на папку, потом на Йоко, он криво усмехнулся, обогнал компанию на пути в лайнер и негромко сказал:

– Выше нос, ребята. Уже через час Джона выпустят по залог. Мы все знаем, кто его родственники и какие у них возможности.

– А кто, черт побери, будет вести наши дела в России?! – сердито спросил Леннон.

– Вот уж от кого не ожидал, – удрученно покачал головой Пол. – Ну, допустим, ладно – я, я – рок-музыкант, но чтобы Джон…

– Джон у вас молодец, – возразил Бронислав. – Я бы с ним в разведку не побоялся пойти. А что касается дел, то их возьму на себя я. Я справлюсь. Я Россию лучше знаю.

Провожаемые любопытными взглядами, они зашли в полупустой салон первого класса. Судя по внешности, русских тут было только трое – женщина с надменным обрюзгшим лицом супруги партийного функционера и два волосатых парня, по-видимому, сынки крутых родителей-дипломатов. Волосатики пялились на «битлов» во все глаза.

– Ущипни меня, Макс, – попросил тот, что был повыше ростом и с волосами потемнее.

Макс с удовольствием выполнил просьбу товарища.

– Ай! – подскочил темный. – Ты че, обалдел, я ж гипотетически!

– А-а, – протянул светлый. – Извини, Ник, не понял. Да они это, зуб даю!

– Брось. «Битлз» в «Ту сто тридцать четыре»? «Битлз» летят в Москву? Говорил я тебе – бери у пакистанцев, они не бодяжат.

– Спорим, они! Я сейчас подойду и спрошу, – петушиным голосом выкрикнул Макс и остался сидеть на месте.

Вепрев, забавлявшийся этим диалогом со своего места, поманил молодых людей к себе.

– Вот что, мажоры, – посмотрел он на них особым стылым взглядом чекиста. – Комсомольцы?

– Ну, – кивнули они.

– Баранки гну. Билеты комсомольские сюда давайте. Светловолосый Макс суетливо пошарил за пазухой и протянул красную книжечку. У Ника билета с собой не оказалось.

– Ты пролетел, – сказал ему Бронислав, сделал несколько шагов по проходу, наклонился к Полу и что-то тихо ему сказал.

Блондинистый Макс, почти теряя сознание, увидел, как Пол, без улыбки оглянувшись на него, достал шариковую ручку и сделал левой рукой короткий росчерк. Вепрев вернулся к мажорам.

– Вот вам автограф. Один на двоих. Рот держать на замке. Если разболтаете, что приехали «битлы»… – Он скорбно покачал головой. – Вам еще не приходилось бывать в НАШИХ застенках?

– Мы – могила, – пообещал высокий.

– Вот именно, – веско бросил Бронислав, сел в кресло и отвернулся к окну.

Пройдя на свое место, блондин дрожащими руками раскрыл свой комсомольский билет. Оба приятеля уставились в него. На страничке «Взносы» значилось: «Ноябрь, 1980. Уплачено. Пол Маккартни».