Моисей Миронович заметил, что в глазах Леонида зажегся авантюрный огонек. Так было всегда, когда тот готовился предпринять что-то рискованное – без билета провести друга в Большой театр или прямо в метро познакомиться с красивой девушкой… Теперь ничто не могло его поколебать. Мучник был в этом уверен, ведь он и сам был сделан из того же теста.

– Только одно мне объясни, Мося, чем твой Томск лучше той, как ты выразился, Тмутаракани, куда их уже отправили?

– Да тем, что у нас зал на три тысячи человек, и он будет битком. Что Москва далеко, не остановит, а журналисты непуганые напишут.

– Так, – быстро кивнул Якубович. – Самолет возьмем на «Большом Грызлове», у меня ключи есть. – Он уже генерировал конкретный план действий. – Ты в какой гостинице? – Мучник назвал. – Хорошо, жди меня в девять и оденься потеплее. У тебя есть деньги на случай несговорчивости сторожа?

– Есть водка и икра.

– Еще лучше. До встречи.

Якубович пожал Мучнику руку и торопливо ушел.

Несмотря на обещания, Йоко посадили в изолятор временного содержания недалеко от аэропорта, в городке Домодедово, поскольку в самом аэропорту ИВС был переполнен.

В камере с решеткой во всю стену было относительно чисто, в соседях у Йоко оказались две женщины азиатской внешности и, к ее удивлению, мужчина в помятой черной рясе.

Напротив решетки стоял стол, за которым сидел милиционер и без интереса смотрел телевизор без звука. На черно-белом экране показывали Брежнева за трибуной. Он смотрел в зал и экономно двигал челюстями.

Женщина-азиатка посмотрела на Йоко с подозрением, потом пригляделась, улыбнулась и спросила:

– Аньен, ирыми муосимника?* [* Привет, как тебя зовут? (нор.)]

Йоко прекрасно поняла корейскую фразу. Но воспитание и зов крови предков, веками презиравших корейцев и считавших их низшей расой, «бакачон», заставили ее высокомерно бросить по-японски:

– Вакаримасэн*. [* Не понимаю (яп.).]

Судя по глазам кореянки, в которых дружелюбие сменилось неприязнью, ей тоже не была чужда врожденная, воспринятая с молоком матери ненависть к оккупантам с острова Ниппон. Она наклонилась к подруге, и они зашептались по-русски, исподлобья поглядывая на Йоко. Та почувствовала себя неуютно.

Священник доброжелательно посмотрел на нее.

– Вы из Японии? – спросил он на английском.

– Да, я японка, но живу в Соединенных Штатах, – ответила она. – Меня зовут Йоко Оно, я супруга Джона Леннона. Из «Битлз». – Она значительно посмотрела на служителя церкви.

– Знаю их, слушал, очень нравятся, – покивал он. Он говорил медленно, долго подбирая слова. – А меня зовут Александр Мень, я православный священник.

– Рада познакомиться, – сказала Йоко вежливо и слегка поклонилась. Уважение к служителям церкви также было у нее в крови. Она решила, что обязана поддержать разговор. – Извините меня, пожалуйста, сэнсэй, быть может, мой вопрос нескромен, но как получилось, что вы очутились… Что вас поместили в эту камеру?

– Прошу вас, не называйте меня «сэнсэй», – попросил Мень. – Все мы братья и сестры. Просто Александр. А что касается этой каталажки… Вообще-то, по тюремным законам возбраняется выспрашивать о причине попадания за решетку, но вам я скажу. – Он посмотрел Йоко в глаза, чем очень ее смутил.

Но она отбросила вековые традиции этикета и так же прямо и дружелюбно посмотрела священнику в лицо. Ей почему-то стало тепло и хорошо, как в детстве, когда она сидела в деревянной офуро**. [** Японская ванна, предназначенная для банных процедур.]

– Все просто: очередной донос. Я приехал в аэропорт, чтобы встретить друга, сам я служу в Новой Деревне, недалеко отсюда. Он привез мне мои книги, изданные в Брюсселе. А в нашей стране за это наказывают.

– Как, Александер-сан, вас арестовали за то, что вы издаетесь за рубежом, а не в России?

– Именно так. Но долго я здесь не задержусь. По закону я ни в чем не виноват, но власти не упускают возможности меня повоспитывать.

– О чем базар?! – рявкнул на него милиционер.

– Госпожа Оно поинтересовалась, долго и я тут пробуду, и я объяснил ей, что завтра меня выпустят. Как всегда.

– Еще неизвестно, выпустят лиа-ав, – с зевком заметил милиционер.

Кореянка на соседних нарах демонстративно достала цветной носовой платок и трубно высморкалась. Йоко поморщилась. Вторая кореянка встала и подошла к решетке. По пути она нарочно толкнула Йоко бедром в спину, да так сильно, что та, чтобы не упасть, еле успела выставить перед собой руку – и уперлась в грудь священника.

Йоко резко встала, громко выругалась и схватила обидчицу за черный хвост грязных жирных волос. Та хрипло взвизгнула.