Плохо, отвратительно. Силы заканчиваются. Терпение на исходе. Сколько боли.

Нужно что-то делать, чем-то заняться. Снова попробовать пробраться в банк, найти еще кого-то, кто может знать. Друзья. Родные. Соседи. Кто? Как мало настоящих людей нас окружало. И какой толпой они мне казались еще совсем недавно.

Надо сходить к нам домой. Трудно, особенно в моем сегодняшнем состоянии. Но нельзя сидеть в этой квартире – я свихнусь, если постоянно буду находиться здесь. А главное, не сдвинусь ни на миллиметр в своих поисках. Нужен шанс, хоть какая-то зацепка. Попробую. Если понадобится, то вечером пойду туда снова, чтобы встретиться с соседями.

Не сдаваться.

(позже)

«Не сдаваться»… Проще написать, чем сделать.

Заметил, что люди на улицах сторонятся меня, увидев мои глаза. Одна молодая мама, взглянув на меня, тут же взяла своего ребенка за руку с моей стороны и ускорила шаг. Мальчуган даже и не понял, что случилось. Маленький счастливчик просто не видел меня.

С другим прохожим я столкнулся, он заговорился по мобильному и не заметил меня. Напрасно. Я не в настроении для подобных казусов. Высказался. Радости на его круглом глупом лице поубавилось. Спорить со мной он не стал, похоже, решил не связываться. И правильно. Не стоило рисковать здоровьем.

В моих глазах опасный огонек. Волчий. Люди чувствуют это и обходят меня стороной. Видят во мне чужого. Я и есть чужой, во мне больше нет ничего общего с ними.

Слабею. Трудно удерживать эмоции при себе, особенно отрицательные. Все чаще чувствую безвыходность моего положения. Все двери закрыты для меня, все сердца. Попробовал созвониться с двумя Настиными приятельницами. Обе отказались от встречи со мной. Деликатно и по разным причинам, но такое чувство, что просто решили держаться подальше от меня.

О моем походе домой.

Я старался не думать ни о чем, просто прошелся по комнатам, еще раз пошарил в шкафах. Нет, ограбления не было. Ни одного подозрительного предмета. Следов и отпечатков не нашли.

Соседей по площадке, конечно, не оказалось дома. С другими нашими соседями по подъезду мы не поддерживали никаких отношений, даже не знали почти никого. В наше время этому вряд ли стоит удивляться.

Уже спускаясь, я обратил внимание на наш почтовый ящик. Это натолкнуло меня на мысль. Почту разносят как раз с одиннадцати до двенадцати. Почтальон мог заметить что-то подозрительное. Шанс был хилый, но стоило попробовать. Решил подождать.

Выходя из подъезда, встретил нашего дворника Михалыча. Еще один шанс, который тут же испарился – он в тот день закончил убирать снег у нашего дома гораздо раньше, чем все случилось, и обо всем узнал уже на следующий день. Постояли, покурили. Михалыч и сам когда-то потерял жену, только она умерла в больнице от инсульта. Своей смертью… Спросил у него о почтальоне, и тут Михалыч меня удивил. Оказалось, что почту разносит молодой парень, недавно отмотавший срок. Вот так, какая прелесть. Просто он чей-то родственник, вот его и устроили на первое время после отсидки. Ходит по подъездам бывший уголовник, газетки раскладывает. Заодно и жильцов рассматривает, а? Сложно описать, что со мной произошло, когда он мне об этом рассказал. Виду я, конечно, не подал, но в желании дождаться его сильно укрепился. Он стал первым моим подозреваемым. Конечно, я не знал о нем ничего, никогда не говорил с ним, даже не видел никогда. Но в тот момент я словно ощетинился, не мог думать ни о чем другом, не мог представить его в роли нормального «законопослушного» гражданина. Я был уверен, что он имеет отношение к случившемуся.

Подумав, я оставил Михалычу телефон квартиры, где живу – на случай, если меня будут искать, или просто, если он увидит или вспомнит что-то важное, касавшееся того утра. Попрощавшись с ним, я обошел наш дом, остановился у соседнего и стал наблюдать.

Парень с почтой появился минут через двадцать пять. Я взглянул на часы. 11:20. Похоже.

Неторопливой походкой прошествовал он в первый подъезд. Через три минуты вышел и направился в следующий. Обычная рутина? Третий подъезд. Я вышел из засады, когда он зашел к нам. Сердце забилось чаще.

Когда он появляется в дверях, поправляя сумку, я окликаю его.

Парень лет тридцати с суровым выражением лица. Шрам над верхней губой, стального цвета немигающие глаза. Вязаная шапочка до бровей. Да, похож на уголовника. Вопросительно взглянув на меня, тут же лезет в карман. «За ножом» – подумалось мне. Оказывается, за сигаретами. Вытянув одну, протягивает пачку мне. Я мотаю головой и подхожу ближе. Парень смотрит на меня спокойно, ни один мускул не дрогнул на его лице, когда он увидел меня.

Я спрашиваю его, разносил ли он почту в тот день. Он в ответ кивает головой. В это же время? Снова кивок. Видел кого-нибудь, когда разносил почту? Лениво мотает головой и сплевывает. А рядом с подъездом?

«Что вам надо?» – вдруг цедит он хрипло. Закуривает. Он держится нагловато, а я этого не люблю.

«На вопрос отвечай», – говорю я ему довольно грубо. Он еще секунду пристально смотрит мне в глаза, затем подтягивает лямку сумки и молча уходит.

Догоняю. Хватаю его за рукав и разворачиваю лицом к себе. Сплевывает, на этот раз презрительно. Не может быть, чтобы без него обошлось. Кровь стучит в висках.