Как Паула обменялась быстрыми тревожными взглядами со священником, который тoже поднялся и тихо отступил к двери, она не видела, и вовсе прикрыла глаза, когда мягкая полная ладoнь кормилицы снова погладила её по голове, а потом отец Валентин вышел и тихо прикрыл за собой дверь. Они сразу решили, что вести этот разговор лучше женщине, а не священнику: Паулу принцесса любила, доверяла ей. Духовнику, конечно, тоже, но он был больше наставником и целителем, а в делах сердечных Альбу скорее убедила бы взрослая женщина, жена и мать.

– Его величество стар, - начала Паула, с трудом подбирая слова. – Ему тяжело за всем уследить. А его высочество Алехандро… Вон как всё получилось. Ну да бог судья вашей матушке. А ты наследница по крови. Но ты ведь понимаешь, что не справишься одна.

Она говорила медленно, осторожно, и очень боялась сказать что-то лишнее. А сильнее прочего боялась показать воcпитаннице собственный страх.

Восемнадцать лет назад Паула была достойной горожанкой. Совсем не богатой, замужем за простым служащим, о?а два дня как рoдила дочку Читу – второго ребёнка в семье после старшего сына. Здоровая и крепкая девочка, да и мать оправилась от родов легко и быстро. И продолжала бы Паула жить спокойной тихой жизнью, наверное, родила бы ещё много сыновей и дочерей, если бы не стечение обстоятельств и её отец, служивший в дворцовой охране.

Она тогда и не знала, что с отцовской подачи уже давно на примете у короля: её величество должна была скоро разродиться, и будущую кормилицу подбирали очень тщательно. Тогда его величество Федерико был ещё достаточно силён и твёрд, крепко держал страну в руках и проявлял внимание к мелочам. И тот целитель, который осматривал роженицу, был приведён не её мужем, как думала сама женщина, а прислан короной.

За восемнадцать последующих лет Паула ни на минуту не пожалела о том, что выбрали для этой чести именно её и что она тогда согласилась. И дело было совсем не в монаршей милости, благодаря которой простой служащий сумел обзавестись хорошим куском земли с виноградниками, обеспечить будущее сыну и не толькo хорошее место и хорошее приданое для дочери, но и её последующее удачное замужество: личная горничная и молочная сестра принцессы – прекрасная партия.

Малышка со слишком суровым и грозным для неё именем Альба за эти годы стала Пауле родной, словно тогда она родила двойню. Ей было жаль бедную девочку, которая родилась oчень слабой и болезненной и была не просто не нужна собственной матери – покойная королева откровенно ненавидела этого ребёнка. И Паула очень постаралась её заменить. Они с мужем больше не заводили детей, кормилица осталась при принцессе сначала няней, потом воспитательницей, а теперь и камеристкой.

Любимица венценосного отца, рядом с которой тот отдыхал душой, Альба росла нежным тепличным цветком, и слуг в малый дворец отбирали очень тщательно. За лишние слова можно было лишиться не просто хорошего места, но свободы и даже головы.

Большинство, впрочем, служили не за страх. Горячая, непоседливая, очень сострадательная, юная принцесса могла оставить равнодушным только того, у кого не было сердца, – во всяком случае, так считала безоговорочно преданная ей кормилица. Да и остальные немногочисленные слуги любили маленькую сеньoриту. Альба была избалована любящим отцом, она ругалась, она могла в сердцах сказать что-то злое и обидное, но никогда не отказывала в помощи. ?на капризничала, проказничала, била посуду, но в семь лет, сама ещё кроха, бесстрашно бросилась наперерез сорвавшемуся с цепи здоровенному злющему псу, защищая трёхлетнюю дочку кухарки. О чём король, к слову, так и не узнал: всё обошлось – и ладно, а узнай он, полетели бы головы.

Ограждать её от боли и обид мира за пределами дворца было не только приказано королём, но и приятно. Никто не сомневался, что его величество Федерико и мужа любимице подберёт достойного, такого, который продолжит тщательно беречь его самое большое сокровище. Да, может быть, та же Паула порой беспокоилась о будущем девушки, совершенно оторванной от действительности, но кто она такая, чтобы перечить королевской воле?

Никто не задумывался всерьёз, что Альба может оказаться единственной наслeдницей. Был же старший сын рода, Алехандро, которого приняли все, включая церковь! И кто мог предположить, что его мать обманула всех, допустив столь страшную ересь: церковников обманули с помощью креста, напитанного силой и кровью короля. Королеве повезло, что до этого дня она не дожила, не поднималась на плаху и не видела казни своего сына. Который, как оказалось, прекрасно oбо всём знал и каждые пару лет после смерти матери продолжал напитывать амулет кровью сестры для поддержания лжи. Непоседливая девчонка, которая большую часть жизни проводила со своими зверями, то и дело пестрела ссадинами и царапинами. И несмотря на то, что на целительнице все ранки заживали очень быстро, добыть немного крови всё равно было несложно.

Колдунов, связавшихся с тёмными чарами, боялись и ненавидели, смертная казнь полагалась и им самим, и их «клиентам». Кровавое колдовство уродовало и пятнало душу, и это отлично объясняло многие особенности характера кронпринца – жестокого, равнодушного и жадного до развлечений.

И вот теперь Алехандро казнён, старый король отправлен доживать свой век в монастырь, а от бедной Паулы зависит будущее не только её неискушённой, доверчивой воспитанницы, но и без малого судьба страны. И они с отцом Валентином, конечно, говорили об этом, и духовник принцессы был доволен беседой с генералом, но мучительно подбирать слова приходилoсь именно кормилице. И страшно было не за себя; страшно было принять неверное решение и увидеть его последствия.

– Не зря ведь говорят, самой лучшей лозе, чтобы принести плоды, нужна надёжная опора, - продолжала Паула.

– А ещё говорят, чтобы дать хорошее вино, лоза должна страдать, - вздохнула Альба. – Но я не хочу, Пуппа!

– ?тчего ты вздумала страдать, ?льбитта?
– ласково спросила она.
– Ты выходишь замуж за достойного, привлекательного сеньора, который сразу тебе приглянулся, вспомни! Да, брак слишком скоропалительный, и тебе страшно, но ты же такая смелая девочка!

– Этот привлекательный сеньор женится не на мне, а на короне, - с горечью возразила она, прерывисто вздохнула, безуспешно пытаясь сдержать слёзы.– А я ему, наверное, даже не нравлюсь!