— Класс! — улыбнулась Гаечка, запрокинула голову, глядя на кучевые облака с редкими просветами.

— Умно, — кивнул Илья. — Но точно телевидение не уедет до тех пор, пока все соберутся? Это будет не раньше двух дня.

— Ага, нас и так много, — поддержал меня рвущийся в бой Памфилов.

Гаечка втянула голову в плечи. Все смотрели на меня с надеждой.

Мне нужно было дать команду к действию. То есть взять на себя ответственность за всех, и было еще страшнее, чем Саше. А если ошибусь и поспешу? Вдруг надо подождать остальных? О, как хотелось подождать, отсрочить неприятный момент!

Но Илья прав: телевизионщики могли уехать, мог начаться дождь, Ольга Ройзман могла уйти, так что…

— План такой, — сказал я. — Саша, ты остаешься здесь, надо раскрасить плакаты. — Гаечка просияла, что не надо создавать массовку. — Остальные — идем под окна администрации. Но это не все. Для телевизионщиков я не с вами, хочу заманить их, пустив слух что, наверное, разогнали интернат, и дети просят о помощи. Типа я мимо проходил, а тут такое… Жаль Наташки нет с ее актерскими способностями.

— И че? — вылупил глаза Карась.

— Че-че, придут с телевидения, спросят, что случилось, вы и расскажите. Денис, Илья, Рая — вы основные спикеры.

— Кто? — прищурилась Желткова.

— Говорить будут в основном они, у них лучше получается, — припечатал я. — Когда все начнется и оператор включит камеру, я войду в кабинет Ольги Ройзман, расскажу, что и как. Она увидит телевидение, поймет, что дело предано огласке, и точно побоится прикрывать Джусиху.

— А они захотят снимать? — засомневалась Гаечка. — Ну, когда узнают, что мы — не интернат?

— Я попытаюсь сделать, чтобы начали, а пустят в эфир или нет — неважно, главное, чтобы Ройзман увидела камеру. В газете-то про нас точно напишут, так что никуда она не денется. Все, я пошел.

— Удачи! — Гаечка подбежала и протянула сжатый кулак, я ударил по нему своим, остальные присоединились.

Все вместе мы направились к ступеням. Ощущение было, словно мы делаем что-то опасное и незаконное, так и казалось, что кто-то выбежит и прогонит нас, но менты, которые тут стояли, ушли охранять главный вход в администрацию.

Друзья разобрали транспаранты, я расставил их в шахматном порядке, на первый план вышел Памфилов с плакатом «У нас беда». За счет транспарантов казалось, что протестующих много. Хорошо! Убедительно.

Теперь надо привести журналистов. На полпути к цели я снова впал в ступор, взятый в плен сомнениями. А если поймут, что я вру? А вдруг пошлют? А что я скажу и как буду выглядеть?

Ну что за нафиг! Что за организм такой! Пашка, привыкай, это только начало общественной деятельности, ты — избранный, Нео, тебе от нее не отвертеться. Учись жить и выкручиваться. Специально для этого создана песочница взрослой жизни — школа, где все проще, но, как в реале.

Представь, что ты в игре и проходишь квест. Ну? Прокачивай харизму!

Между протестующими и живым оцеплением был небольшой коридор, и я прошел там. Снова остановился, метрах в десяти от журналистов, подбирая нужные слова, но они разбежались. Мне важнее быть не красноречивым, а убедительным.

Телевизионщики скучали. Оператор читал книгу, молодая рыжая репортерша в стоптанных туфлях курила. Главное, конечно, она. Что скажет, то оператор и будет делать.

С взбудораженным видом я подбежал к репортерше и протараторил:

— Здрасьте! Нужна ваша помощь! Там дети, целая толпа детей! Похоже, детский дом разогнали или интернат, и они пришли сюда!

Огонек интереса вспыхнул в глазах женщины и тут же угас.

— Помогите! Их менты разгоняют!

О, подействовало: репортерша оживилась, толкнула оператора. Я усилил натиск:

— Вы представьте, какой материал: доведенные до отчаянья дети устроили свой митинг! Сами! Где такое было? Да нигде.

Оператор нехотя захлопнул книжку, и телевизионщики потянулись за мной. Женщина на ходу спросила:

— Так что случилось?

— Не знаю, жалко их просто, — отмахнулся я.

Протолкнувшись сквозь пикет коммунистов, телевизионщики расположились у ступеней, оператор принялся настраивать камеру. Наши оживились, выше подняли транспаранты. Памфилов вышел вперед и заорал, что было сил:

— Мы! Хотим! Учиться! Долой беспредел!

— До-лой, до-лой, — принялся скандировать он, остальные подхватили, и, хоть Ден и надрывался, его голос терялся в базарном шуме.

Простые люди вообще не реагировали, им хватало протеста коммунистов. Рыжая напряглась, принимая решение.