Шрифт:
— Лер, — вновь смотрит на меня, — выслушай меня. И знай, что я не хочу ничего разрушать.
Глава 2. Что мы скажем дочерям?
— Не хочешь разрушать? — мои брови ползут на лоб. — Что ты несешь?
Мне бы бросить вазой в Рому, но мне жалко ромашки и вазу.
Вазу я купила случайно на барахолке. Белая с нежными розовыми цветами в акварельной технике. Очень ее люблю.
И ромашки жалко. Я зря, что ли, заставила Романа заехать в поле, уговорила его подождать меня, пока я набираю милый букет? Нет, он не фыркал, но был очень хмур. Теперь понимаю, что таким он сидел за рулем не из-за ромашек.
А из-за серьезного разговора о брюхатой любовнице.
Я, блин, планировала ужин легкий приготовить, душ принять и завалиться спать. Летние денечки, в которых много солнца и мало забот, подходят к концу. Скоро дочки вернутся из лагеря и начнется привычное мамское веселье.
— Ситуация скверная, согласен.
— Ситуация скверная, когда кот наложил кучу в домашние тапочки, — тихо и безэмоционально говорю я, — а ты… ты говоришь… Господи… — выдыхаю и закрываю глаза, — я отказываюсь в это верить…
— Но это правда.
Страхи паника.
У нас же дочери в сложном возрасте. Тринадцать и одиннадцать лет. Что их ждет? Что нас ждет?
— Лер, я тебя люблю, — говорит Рома, а я издаю короткий недоуменный смешок.
Любит?
Ему самому не смешно от своих слов, которые после новости о беременной любовнице звучат как жестокая издевка?
— Ты так и будешь молчать? — вопрошает Рома, а я в ответ лишь недоуменно моргаю.
Такая я.
Козы, например, при сильном испуге или стрессе замирают и падают. Вот и я недалеко ушла. Мне не до разговоров и не до криков.
— А что я должна сказать? — тихо отвечаю я и не моргаю. — Если это все правда, то… то уходи, Рома…
И будет, конечно, очень смешно, если другая женщина подарит Роману сына. Смешно и больно.
Мои вторые роды чуть не окончились моей смертью. Сильная кровопотеря, осложнения и как итог — я не могу больше иметь детей: срочная операция, из-за которой я стала стерильной.
Первый год после рождения Алины был для нас с Романом трудным. И это мягко сказано.
Я нырнула в сильнейшую депрессию, из которой меня вытащил Рома. Дом, бизнес, девочки и я были на нем.
Поэтому я и говорю, что наша семья — другая.
Мой муж другой.
Он меня тогда не бросил. Не оставил. Он боролся за меня и вытянул из черного болота любовью и надеждой, что мы справимся.
А теперь…
Теперь он говорит о любовнице?
Моего мужа подменили?
Когда я лежала целыми днями на кровати, отказывалась мыться и даже расчесываться, он был рядом и чистил мне зубы, а сейчас… Сейчас, когда я полна сил, планов и уверенности, он говорит, что у него есть другая?
— Почему? — спрашиваю я.
Я правда не понимаю.
Тогда он достойно ответил на вызов, как настоящий муж и отец. Выстоял, защитил семью и спас жену, которой каждый вечер массировал ноги, а потом ночью вставал кормить и укачивать младшую дочку.
А еще он пел колыбельные, и они тоже помогли мне воскреснуть из женской смерти и встать на ноги. И поверить.
Поверить, что Роман, мой Ромочка, всегда будет рядом со мной и что мы проживем с ним долгую и хорошую жизнь.
Но у него любовница.
— Почему? — Роман повторяется мой вопрос, и на его переносице пролегает морщинка. — Лер, потому что это… это не ты.
Роман — хороший муж и идеальный отец. Для девочек он должен был быть тем примером мужчины, за которого точно можно выйти замуж без сомнений.
Но оказалось, что я не права.
Даже хороший муж и идеальный папа может сходить на лево. И не просто сходить, а заделать дочкам сестричку или братика.
По позвоночнику пробегает холодная искра отчаяния.
Я хотела минимум троих детей.
В юности была полна решимости родить пятерых, ведь я хотела большую, громкую и немного безумную семью, а Роман был не против. Ему нравилась эта светлая девичья мечта.
Может, я сейчас проснусь в холодном поту? Мне часто снятся реалистичные кошмары, но, похоже, не в этот раз.
— Что мы дочерям скажем?
Их ждет, наверное, самый жестокий удар в их жизни. Папа окажется предателем.
— Для начала надо нам все обсудить, Лер, — Роман хмурится сильнее. — Не надо девочек втягивать раньше времени.