— Извините, — прохрипел Джайлс. — Интерком был выключен. Я хочу… Мне нужно поговорить с капитаном Райцмунг.

— С капитаном Райцмунг? У нас здесь много людей подобного чина и ранга.

— Капитан Райцмунг, чей корабль взорвали… она прибыла сюда с людьми на шлюпке… Я один из них… Я Адельман, Стальной. Она знает меня. Позовите ее.

Последовала пауза.

— Я понял, о ком вы говорите. Теперь она экс-капитан. Я попытаюсь вызвать ее. Вы пойдете?

Джайлс попытался встать, но не смог,

— Я… должен ждать ее здесь. Извините. Скажите ей это… я потом объясню. Спросите, выйдет ли она ко мне. Но быстрее.

— Хорошо.

Он вновь задремал. Очнулся он от стука по правому стеклу кабины. Он повернулся. Сквозь стекло на него смотрела капитан. Видит ли она Хэма? Волнуясь, он нажал ручку и почти вывалился на нее.

— Капитан Райцмунг? — спросил он на альбенаретском.

— Теперь я уже не капитан, — сказала она на бэйзике. — Но я знаю вас, Адельман. Что вы хотите от меня?

Джайлс прислонился к вездеходу, чтобы не упасть. Ноги у него дрожали.

— Я обещал вам кое-что. Я обещал вам сказать, кто подложил бомбу в ваш корабль.

— Это уже неважно. После раздумий я отдала жизнь, которую носила. Она созреет и родится у другой. Все связи прерваны и потому неважно, как погиб мой корабль.

— Неважно… — он не мог справиться с поражением. — Вы отдали вашего… Почему?

— Я не получила чести от приземления. Вы пилотировали корабль. Смытый позор действителен, если он смыт самостоятельно. Конечно, хорошо было бы найти того, кто уничтожил корабль, но это уже ничего не прибавит тому, кого я носила. Я отдала его. Судно и команда потеряны, и теперь уже ничего нельзя изменить.

— Но если эта потеря служит выгоде альбенаретцев — всей расе — что тогда?

— Выгоде? Для всей нашей расы?

— Да.

— Каким образом? И откуда вам, человеку, знать, что выгодно нам, а что — нет?

— Потому что в данном случае это выгодно и для землян.

— Этого не может быть. Мы слишком разные люди.

— Вы уверены? — спросил Джайлс. Он едва держался на ногах. Постепенно он стал сползать по стенке машины. Капитан молчала. — Вы жили с нами на шлюпке, и вы по-прежнему уверены, что мы так непохожи и не можем добиться понимания?

— Возможно… — Две мощные руки схватили его и поставили на ноги, прижав к борту машины. — Вы больны?

— Слегка… ранен.

Он пытался сказать еще что-то, но губы не слушались его. Как сквозь туман, он видел, что капитан заглянула внутрь вездехода. Ясно, что она не могла не увидеть Хэма. Джайлс думал, что она потребует объяснений или поднимет тревогу, но этого не произошло. Он ощутил, как его усаживают на сиденье, и тело капитана закрывает происходящее от сородичей, наблюдавших за ними сквозь прозрачную перегородку. Он рухнул на сиденье, и ремни автоматически защелкнулись. Дверь закрылась, и через секунду капитан влезла через другую дверь и села на второе кресло. Она взялась за управление, и вездеход выехал из ворот. Она вела прямо от купола. Помолчав, она сказала:

— Я — бывший капитан, и теперь умру, как наземник, не знавший космоса, без почестей и сожалений со стороны друзей. Но кое-что еще не кончено. Вы заставили меня спасти ваших рабов, и вот один из них мертв, а вы не так легко ранены, как думаете. Кроме того, вы спросили меня, нет ли сходства между нами и землянами, и этот вопрос озадачил меня. Если бы вы спросили меня до последнего полета, я бы ответила без колебаний, но теперь… Я не знаю.

Дальше Джайлс ничего разобрать не мог. Он лежал, отдаваясь тряске вездехода.

— Вы можете говорить? — спросила она.

— Да, — прошептал он и сделал попытку говорить громче. — Теперь я многое понял. Альбенаретцы ищут смерти не больше, чем мы. Смерть — лишь состояние на пути к чему-то большему — к единству во Вселенной.

— Конечно.

— Нет… не совсем. Вы не понимаете, как это трудно понять землянам. Для нас смерть индивидуальна — это конец всего, освобождение того, что называется душой и окончание срока пребывания во Вселенной.

— Но раса живет. Личность только часть расы.

— Для альбенаретцев, но не для нас. В этом вся разница. Мы думаем лишь о себе. «Когда я умру, — говорим мы себе, — мир кончится». Мы не можем понять вас, а вы — нас.

— Тут и в самом деле нет ничего общего.

— Есть. Общая ошибка. Наши философы были правы лишь до тех пор, пока мы жили порознь. Но теперь мы встретились, и невозможно применить теорию одного для всей Вселенной. Тут лежит ошибка, и она смертельна для расы. Для нас недостаточно сказать, что «с моей смертью кончится мир», потому что теперь мы знаем, что такое Вселенная, и смешно думать, что она исчезнет вместе со смертью индивидуума. Она слишком велика для этого.