Шрифт:
Открывая очередной кластер, Ит всегда первым делом искал хоть что-то сверх того, что относится к работе – и практически всегда находил. Обычно это было голосовое сообщение от кого-то из семьи, часто невнятное, сделанное наскоро, наспех, небрежно; зачастую эти сообщения были словно не в фокусе, размытые, ни о чём. Но он всё равно их ждал. Находил, слушал, а потом долго сидел, пытаясь разобраться в своих чувствах, потому что едва ли ни впервые в жизни он не мог понять, что именно ощущает, слыша родные голоса, и зная, что слышать можно, а поучить ответ – увы. Тоска? Ну да, разумеется, но появилось рядом какое-то абсолютно новое, ранее незнакомое ему чувство. Словно он перешел некий неведомый водораздел, и всё то, что было им, прежним, осталось там, на другом берегу, а на этом – возникло то, что он сумел увидеть, а вот идентифицировать пока не смог. Возможно, это была настоящая обреченность, истинная, тогда как все прежние ощущения обреченности из его прошлой жизни оказались мнимыми. Потому что тогда была надежда. Всегда надежда. И всегда – приходили. И помогали. Здесь и сейчас прийти и помочь было вообще некому. Совсем. Словно мы умерли, думал порой Ит, мы ведь действительно, по сути дела, умерли, и по какому-то досадному недоразумению попали на тот свет в компании этого… даже непонятно, как его называть. Это не Берег, потому что для таких, как они, Берег всё-таки не являлся последней чертой, как для прочих, но это… перед гранью, за грань, и туда, где ты не был, думал Ит, да, тут я не был, и лучше бы я тут не был никогда. Впрочем, подобные мысли и настроения он старательно от себя гнал, потому что давно уже понял: это путь в никуда. Если постоянно занимать себя такими мыслями, можно с легкостью себя уничтожить. А нельзя. Пока нельзя. Нужно продолжать. Нужно разобраться. По крайней мере, приложить все усилия, чтобы это сделать.
***
Два дня он просидел дома безвылазно, работая с новым кластером, а на третий обнаружил, что еда, оставленная Лийгой, закончилась, а из запасов дома – оставшийся после Нового года зеленый горошек в стеклянной банке, засохший батон, и кусок замороженного мяса. Да, в холодильнике стояли какие-то Лийгины баночки, но трогать эти баночки Ит не рискнул бы под дулом пистолета: баночки были экспериментальные, с какими-то мудреными специями, и лучше к ним не прикасаться, Лийга в гневе на многое способна.
Ит переоделся, собрал волосы в хвост, взял свой рюкзак, деньги, и вышел во двор. Может, пройтись? Конечно, если сегодня и дальше работать, надо просто купить какой-то заморозки в ближайшем магазине, и этим ограничиться, но почему-то не очень хочется продолжать, к тому же погода хорошая. Прогуляюсь, решил он. Вечер теплый, народу в городе мало, почему бы и нет. Да и торопиться на самом деле некуда. И как-то слишком ловко к этому «некуда» порой пытается пристроиться страшное слово «уже». «Уже некуда». Нет, об этом лучше не думать.
У последнего подъезда, на выходе из двора, сидела на лавочке какая-то девушка – Ит обратил на неё внимание, потому что на ней была малиновая ветровка, излишне, кричаще-яркая, и ветровка эта привлекала внимание даже издали, она просвечивала через молодую листву куста сирени, под которым стояла лавочка. Когда Ит подошел поближе, он с удивлением понял, что девушка эта – никто иная, как Дана Ким. Девушка сидела спиной, но не узнать её было невозможно. Та же фигурка, те же темные, тяжелые, почти без блеска, волосы. И запах. Ит поймал себя на том, что узнал запах – у неё были какие-то странные, совершенно не подходящие молодой девушке духи. Тяжелый, горький, древесный, сложный аромат, что-то дорогое и люксовое, созданное явно не для молодых; этот запах больше подошел бы женщине в годах, и уж точно не весной. Ит, как и все рауф, имел гораздо более тонкое обоняние, чем люди, поэтому запах, разумеется, запомнил ещё там, на Балаклавке, в лесу, рядом с порталом. Что она здесь делает? Интересно. Он подошел поближе. Девушка продолжала сидеть так же, как сидела, кажется, она что-то читала с телефона, понял Ит.
– Привет, – сказал он. – Эй, привет, Дана Ким.
Она обернулась – в тёмных глазах тревога и растерянность, которые, впрочем, быстро сменило узнавание. Ит увидел, что девушка в секунду перестала волноваться.
– О, привет, – сказала она. – А что вы здесь делаете?
– Мы тут живем, – ответил Ит. – А как вы здесь оказались? Ищите Джени?
– Да нет, в этот раз не ищу, – призналась девушка после секундной заминки. – Просто гуляю. Я люблю гулять. То тут, то там. Почти как кошка, – добавила она, улыбнувшись. – Сегодня я гуляю здесь.
– А я за продуктами вышел, – невесть зачем сказал Ит. – Брат и его жена уехали, а я остался. И всё доел. Обнаружил, что мне есть нечего, ну и вот…
– Вы все вместе живете? – спросила она. – Почему так?
– Мы с братом вместе работаем, – ответил Ит. – Живем… ну, так квартиру снимать дешевле, на троих. Если две квартиры, получится дороже.
– Ну да, это верно, – покивала Дана. – А как вас зовут? Я в тот раз не успела спросить…
– Меня Игорь, брата Сережа, его жену Лида. Но меня все называют Ит, – сказал Ит. В этот момент ему почему-то отчаянно захотелось, чтобы в этом мире, в этой реальности кто-то ещё называл его не придуманным, а настоящим именем – так же, как назвала его Дана в том странном сне. – С детства так называли, уже не помню, почему.
– Хорошее имя, – Дана улыбнулась. – Оно какое-то… необычное, но правильное. Ит, а вы не хотите прогуляться? – спросила она вдруг. – Вы не очень заняты?
– Нет, я не занят, – Ит тоже улыбнулся. – Давайте прогуляемся, заодно можно где-нибудь перекусить. С утра ничего не ел, заработался немного.
– Я тоже с утра не ела, – призналась девушка. – Как уехала из дома, так и забыла про это.
– Непорядок, – покачал головой Ит. – Ладно, давайте попробуем это как-то исправить.
***
Сперва они почти час бездумно бродили по улицам, высматривая там и сям кошек, потом зашли в небольшое кафе, и съели по порции спагетти с невнятным соусом, обозначенном в меню как болоньезе, и не имеющим с настоящим болоньезе ничего общего, кроме названия. Расплатились, и снова пошли бродить, прихватив в кафе по бутылке газировки; бутылки эти, разумеется, перекочевали в рюкзак к Иту.
– Слушайте, Ит, я вам покажусь очень нахальной, если предложу перейти на «ты»? – спросила Дана. – Или вы называйте меня на «ты». Можно?