«Ума не приложу, у кого ты этому научилась! Разве что у своей тетушки! – кричала она мелодраматично. – Только ей может прийти в голову сочетать фиолетовый с красным, желтый с черным, а синий с бежевым и носить распоротую, дырявую или линялую одежду. Что говорит лишь о неряшливости, непочтении к окружающим и дурном вкусе. Хорошо одеваться – дело серьезное. Ведь это помогает завоевать уважение и определяет будущее». Все эти принципы мать пыталась внушить мне, дабы у меня была достойная моих способностей полноценная жизнь, построенная на прочном фундаменте.

Тетя Вивьен однажды сказала, что потребность в поиске эстетической гармонии может быть одной из форм самозащиты. Возможно, я могла бы просто объяснить матери, что мне приятно время от времени одеваться неэлегантно. Но она разрыдалась горькими, отчаянными слезами, задаваясь вопросом, где же она ошиблась. Я повернулась к отцу в поисках поддержки, но встретила только тяжелый усталый взгляд. Он увидел во мне свою сестру. Я, его единственная дочь, подвела его.

«Ты не ошиблась, – прошептала я матери. – Это моя вина».

Я поднялась в свою комнату, чтобы переодеться. И как мне пришло в голову надеть эту дурацкую одежду? Я выбросила ее в мусорное ведро.

Количество предположений о том, что может произойти во время путешествия, ошеломительное. Я понимаю, что должна предвидеть все, но ума не приложу, как это сделать. У Бернардо есть своя методика сбора вещей: он берет одинаковые рубашки по числу дней отпуска плюс одну запасную, кладет две пары брюк и, если мы едем куда-нибудь в холодное место, определяет, сколько нужно свитеров, разделив общее количество дней на полтора, и добавляет еще один не слишком тяжелый.

Я решаю довериться собственной логике. Прогноз погоды обещает двадцать шесть градусов тепла, без осадков. Можно уверенно брать пару брюк и две блузки. Еще купленное в секонд-хенде платье с цветочным принтом. Оно хранится в дальнем ящике шкафа уже много лет, и, хотя очень мне нравится, я ни разу его не носила, чтобы не сердить маму. Если в Париже будет жарко, мне выдастся шанс его надеть. Я также решаю взять с собой красивые пластмассовые серьги фламенко, купленные для праздника по случаю карнавала, который в последний момент отменили. В офисе или в Алассио мне их, конечно, не поносить, но в Париже – вполне. Помимо туфель, которые будут на мне, я беру пару кроссовок и балетки.

Наконец, я складываю и упаковываю в чемодан расшитое блестками платье с еще не оторванной биркой – на случай, если Вивьен захочет сводить меня куда-нибудь в субботу вечером. В театр, в ресторан, в гости к друзьям… Думаю, блестки в Париже уместны всегда. На всякий случай прихватываю куртку и зонтик. Кладу две ночные рубашки: одну с длинным и одну с коротким рукавом. Мне не уснуть, когда слишком жарко или слишком холодно. Еще беру халат, резиновые шлепанцы, чтобы не поскользнуться после душа, и домашние тапочки.

Я роюсь в ящике с нижним бельем в надежде найти свежий бюстгальтер и трусики в тон, но шансы на успех стремятся к нулю. Вещи я обычно стираю все вместе, поэтому белое белье уже совсем пожелтело – ситуация патовая.

На дне ящика я нахожу батончик «Тронки» – даже не помню, как спрятала его туда. Я уже было развернула обертку, рассчитывая на заслуженный перекус после пресного цыпленка, как раздается стук в дверь. Приходится затолкать батончик обратно.

Мать протягивает мне прямоугольный объемистый футляр.

– Дорожная аптечка, – поясняет она с обеспокоенным видом. – Я читала, что, если вовремя не продезинфицировать порез, могут ампутировать ногу.

– Мама, я же не на войну собираюсь, – говорю я, но аптечку тоже беру.

Одна нелепая случайность. Иногда бывает достаточно одной. Никто не знает этого лучше нас, лучше моих родителей. Теперь они видят опасность во всем. Когда уже слишком поздно.

Мама дает мне антибиотик общего действия, кортизон и термометр. Убедившись, что я все положила в чемодан, и взяв с меня слово, что я буду осторожна во время поездки, она желает мне спокойной ночи. Я обнимаю ее, чтобы успокоить. И чтобы успокоиться самой.

Когда она выходит из комнаты, я кладу в сумку перцовый баллончик, который дал мне отец, когда я училась в третьем классе лицея. Правда, срок действия, наверное, уже истек – на упаковке нет даты.

Я опять достаю батончик «Тронки» – выглядит он вполне съедобно. Не думаю, что диета по биотипу допускает шоколад. А ведь он союзник хорошего настроения, снимает стресс, полезен для кожи и даже делает вас умнее. Я цитирую самой себе научные исследования. Кожа и хорошее настроение меня не очень волнуют, а вот интеллект бы пригодился. Я кусаю батончик.