Девушка погладила дракона по крыльям и успокоила его:

— Он живет не умом, вернее, не совсем умом, часто он действует по озарению и никогда еще не ошибался. Я вот не понимаю, почему он вцепился в нее. — Она кивнула в сторону Мардаибы.

Демоница оглянулась и увидела, что находится в каком-то саду. Она сидит на скамье, и ее и эту странную парочку разделяет дорожка, посыпанная красным песком. За ее спиной никого не было.

— Вот и я предлагал ему отрубить ей голову. — Дракон пожевал мощными челюстями. — А он мне выбор дал: или жри эту гадость, или… — Он замолчал. Потом воровато огляделся и прошептал: — Я его начинаю бояться. Ты знаешь, что этот непоседа в следующий раз придумает?

Девушка отрицательно покачала головой.

— Вот и я не знаю, — вздохнул дракон.

Они помолчали.

— Но с ним бывает весело, — проговорил дракон и раскатисто засмеялся. — Это же надо такое сказать: моя смерть в яйце! — И он снова захохотал.

Но девушка его смех не поддержала.

— А ты уверен, что это шутка?

Дракон озадаченно посмотрел на нее и спросил:

— Как это?

Мардаиба странным образом понимала, что говорят о ее новом хозяине, и, внимательно прислушиваясь, затаилась.

А девушка, понизив голос до шепота, сказала:

— Мальчик из такого мира, где бродят живые растения. У них зимой раз в год в сакральный день оживает мороз и становится дедом, он оживляет вьюгу и зовет ее Снегурочкой. Потом они до вечера разносят детям подарки и уже под вечер оба возвращаются на рогах.

— Демоны, что ли? — так же шепотом спросил дракон и покосился горящим огнем глазом на Мардаибу. Та даже перестала дышать.

— Не знаю. Только в этот день они солят рыбу, надевают на нее шубу и едят с морковкой. Во как! — закончила девушка.

— Ну рыбу и шубу, положим, я тоже могу слопать, да хоть сейчас. Ничего в этом странного нет. Но как мороз может ходить на рогах? — Дракон присмотрелся к демонице. — Это же неудобно, вниз головой. — Неожиданно он всполошился: — Ладно, я пойду, малыш меня зовет.

Дальше Мардаиба вдруг увидела себя рогатой коровой, она стояла в стойле. От испуга демоница попыталась закричать, но смогла только произнести протяжное:

— Му-у-у.

Подошел хозяин и похлопал ее по шее.

— Щас мы тебя полечим, коровка, — сказал он, — если не убьем, то вылечим.

Ей стало очень страшно, и она снова попыталась замычать, но не смогла. Хозяин достал большие щипцы. Щелкнул ими и ухватил ее за вымя. Боль накрыла Мардаибу от кончиков копыт до самых рогов, но она не могла мычать и плакать, ее тело ей не подчинялось, она могла только просить эту боль, чтобы та наконец оставила ее.

Потом хозяин взял факел и поднес к ране на вымени.

— Поддай жарку! — сказал он, и она, не в силах выносить боль, провалилась в беспамятство.

Утром она проснулась раньше хозяина. Юноша еще спал, и одеяло сползло с него. Спал он полностью раздетый, без нижнего белья, положив руки под голову. Густые темные волосы разметались по подушке. Его широкая грудь мерно вздымалась при каждом вдохе. Сон юноши был крепкий и спокойный. Рабэ быстро оделась. Аккуратно заправила кровать и села на краешек стула ждать пробуждения хозяина. Она вспомнила странный сон, но как-то смутно, обрывками: большая ящерица, вернее, дракон… слова о чьей-то смерти в яйце… селедка, которую почему-то одевали в шубу. Все остальное смазывалось образом коровы и терялось в памяти.

Неожиданно воспоминания прошедшего дня хлынули в нее и захлестнули горьким чувством: она стала рабой хумана. Связи с прежним господином Мардаиба не ощущала, как ни старалась она воззвать к нему, повелитель не отвечал. Он покинул меня, проглотив комок в горле, подумала демоница, ее накрывали теперь совсем другие чувства, непонятные, с которыми она была бессильна бороться. Она должна быть преданной новому хозяину и служить ему. При этом разум отказывался в это верить, и у нее стали проявляться признаки истерики. Но долго предаваться скорби Рабэ по своей природе не могла. Чтобы как-то справиться с раздвоенностью, она стала вспоминать свой сон.

Интересно, что это за смерть и в каком яйце? Несмотря на то что Мардаиба была в человеческом теле, ее натура и все ее существо оставались неизменными — демоническими. Подумав, что это может быть сон провидческий и послан прежним господином для того, чтобы она смогла освободиться, Мардаиба осторожно встала и на цыпочках, чтобы не создавать шума, приблизилась к спящему, немного поколебалась, а потом потянула одеяло. Хозяин завозился, и Рабэ быстро отдернула руку. Сердце ее бешено застучало в груди, и она испугалась, что новый хозяин услышит этот стук. Но любопытство и желание обрести свободу взяло верх, и она снова потянула одеяло в сторону. Даже наклонилась, чтобы получше рассмотреть, что же у него там такое, сделанное из стали.

Она боялась хозяина, боялась так, как никогда и никого не боялась. Она верила, что он выполнит свое обещание и прикует ее у нужника. Поэтому ее нервы были натянуты как струна, но жилка авантюризма, что есть в каждом демоне, не давала ей отступить. Ей казалось, что она увидит там что-то важное, что ей поможет выйти из этого рабства, и это придавало ей смелости. Она действовала так медленно и осторожно и была так сосредоточенна, что даже вспотела. И когда казалось, что вот сейчас она увидит это и поймет что-то важное, как гром среди ясного неба прозвучало: