А затем произошло нечто, что заставило бы стороннего наблюдателя, незнакомого с древней расой младших зверян сиин, открыть от изумления рот и взяться за оружие. Так, на всякий случай, ибо на подземных тропах почти все живое может оказаться опасным.

За считанные доли секунды тело животного преобразилось, вытягиваясь ввысь. Грива белой шерсти с белоснежными ушами скрылись под всклокоченными темно-бирюзовыми волосами парня лет семнадцати в вишневом пончо с бирюзовыми растительными узорами. Впрочем, так мог бы сказать человек, у сиин же совершенно иные мерила возраста и внешнего вида.

В правой руке у парня появился флакон с грязно-синим зельем. Вытащив корковую пробку из стограммовой стеклянной емкости, он в один глоток осушил её, запрокинув голову вверх.

Ставший нормальным левый глаз засиял бирюзовой радужкой, правый же упорно не желал терять темно-вишневую спираль, покрывавшую все глазное яблоко. Сиин яростно принялся его тереть и моргать, пока с большой неохотой глаз не начал походить на человеческий. Узор из двух оттенков вишни свернулся в подобие привычного глаза, и тогда парень вновь внимательно всмотрелся в расстилавшуюся перед ним тьму.

Из глубин кромешного мрака Тихого моря начали проступать едва заметные очертания сияющей лазури. Пока зелье впитывалось в кровь, а зрение перестраивалось, расстилавшееся впереди чудо все сильней поражало воображение и перехватывало дух. Впереди, на сколько хватало сил улучшенного зрения, простирался светящийся берег с горящими синевой скалами. С трудом угадывались остатки того, что когда-то было медной конструкцией. Машины древних нашли свой последний покой, становясь частью природы Подземья.

Мшистого люминориса было так много, что он начал осваивать подводное пространство, светясь сквозь прозрачную воду. Часть древних вороньих конструкций осыпалась на пологий берег, скрываясь под толщей воды, но биолюминесцентные растение нашло его там, создав внешне неотличимую от надводных колоний.

Стараясь запечатлеть в душе и на сердце чудо светящегося мохового берега парень присел, свесив ноги вниз над далеким морем. Над его руками вдруг появился большой необычный предмет. Нечто вроде толстого, но полого внутри металлического диска с десятью вдавленными кругами, являвшими собой ноты музыкального инструмента.

Над тихим морем раздались первые звуки зарождающейся мелодии, пока еще тихие и однообразные, но с каждым мгновением в игру вплетались все новые и новые ноты, становясь сильнее и громче.

Поток звуков постепенно набирал силу. Парень никуда не спешил, наслаждаясь своим занятием. Тем более что пока у его мелодии не было иных слушателей, кроме его самого. Каждая сыгранная нота, каждое отточенное движение пальцев рассказывали миру о чувствах благоговения перед красотой, величием и многообразием ликов бесконечного мира Подземья.

В его народе это называлось лиир, музыка души. Мелодия, ноты в которой он не выбирал. Но прекрасно зная любимый инструмент, сиин просто касался тех мест металлического барабана, что вызывали определенные чувства. Вместе звуки сплетались так же, как отдельные буквы срастаются, порождая слова, передающие смысл.

Музыка описывает эмоции и чувства, подобно тому, как слова становятся осмысленной речью. То, что нельзя сказать, можно сыграть, сделав инструмент голосом своей души.

Все способное чувствовать да почувствует.

С легким скрипом механизма под медной лентой вороньего пути ехал покрытый лазурными пятнами вагон без дверцы с двумя огоньками жизни. Услышав мелодию, они не сговариваясь затаили дыхание.

Закаленный в крови волшебного существа артефакт, коим был инструмент, уже находил темное сердце будущего ворона. Характер не позволяет ему в этом признаться другим, но он ждал, когда друг в следующий раз призовет из слова силы свой артефакт. Ждет новых нот хаани. В такие моменты в голову лезли воспоминания о том времени, что он провел со своим светом. Девой, чье существование признал этот мир, едва она родилась в ритуале призыва.

С тех пор, как обстоятельства оставили их по разные стороны от стен сердца Доминиона, он с каждым днем терял свой покой. Проклятая стихия, что пьет силы из душевных мук и терзаний окутала его душу и с каждым днем ее зло внутри него росло.

Все чаще сердце посещали чувства страха, ненависти. Все чаще хотелось сорваться на ком-то в беспричинной агрессии, но это непросто сделать, находясь больше чем в километре над уровнем моря в медном вагончике.

Ненависть, не имевшая даже конкретной цели, дикое желание вернуться в город и уничтожить всех, кто смотрел на него свысока и смел разлучить его с Ци. Страх, что он вскоре утратит разум, утрата веры в себя, страх самого себя, что однажды он не удержит рвущуюся наружу ярость и убьет то единственное живое существо, что все еще верило в него. Союзник, что называл его своим другом.