Да. Я чувствовал ее. Темная, давящая сила, в чем-то схожая с силой болтавшегося у меня на поясе кинжала, шла вместе с ними. Это, конечно, не был Еременко. Аромат могущества был слишком слаб. Но уж кто-то из его ближайших заместителей — это точно.

Хмырь оказался прав. Наша инквизиция совсем мышей не ловит. Она гоняется за мной, ловит руками ветер, шерстит в поисках тьмы и ереси население, позволяя в то же время прятаться очевидному пособнику Люцифера практически у себя под носом…

Очередная пуля, рикошетом ушедшая в небо, заставила меня пригнуться. Преследователи, несколько поумерившие пыл после того, как я срезал меткими выстрелами сразу троих из них, теперь снова набирались решимости. И то, что я не отвечал на их пальбу, только добавляло им наглости. Пули сыпались все ближе и ближе.

Если я чего-нибудь не придумаю, минут через пять они уже будут пинать мое безнадежно мертвое тело.

Но что?.. Что я мог придумать?..

Спрятавшийся в густой тени грязный переулок встретил меня едким запахом гниения. Где-то здесь, среди всего этого мусора, тихо разлагалось что-то большое и мертвое. И я даже знал что.

Человек. Мертвый или не мертвый, это мог быть только человек.

В другое время я, как того требовали устав и здравый смысл, обязательно бы остановился посмотреть. Но сейчас мне было не до того.

А вот ясно отпечатавшийся в грязи след армейского ботинка — это уже интереснее. А вырезанные на истоптанной подошве инициалы И. Б. вкупе с подпрыгивающей цыплячьей походкой — интереснее вдвое.

Долгую секунду я неподвижно стоял, таращась на относительно свежий отпечаток — максимум часа четыре назад. Потом торопливо огляделся.

Так и есть. Темный провал распахнутого настежь подвала. Перекосившаяся ржавая дверь. Валявшийся на тротуаре замок, сорванный рукой, не ведающей собственной силы. И запашок, неуловимой дымкой выползающий из тьмы рукотворных подземелий.

Дневной схрон вампиров. Эти твари хоть и не сгорают от дневного света, как то говорится в старых сказках, но солнце все-таки недолюбливают. И потому днем предпочитают прятаться как раз в таких вот подвалах.

Черт возьми… Вот счастье-то: удирать от людей и наткнуться прямиком на нелюдей. И хорошо еще, что никто из них, заинтересовавшись поднятым нами шумом, не вылез наружу — посмотреть, нет ли поблизости чего вкусного.

Пригнувшись, я высунулся из-за угла. Выстрелил. Один из преследователей упал. Остальные моментально нашли себе укрытия и обрушили на меня целый рой серебра. Я пальнул еще раз — мимо — и вновь откатился за угол. После чего вскочил на ноги и совершил самый сумасбродный поступок в своей жизни (в последнее время мне везет на самые сумасбродные поступки) — с пистолетом, в котором был всего один патрон в стволе, я кинулся прямиком во тьму подвала, где нашли свое дневное пристанище самое меньшее шесть кровососов.

Не знаю, чего я добивался. Хотел ли спрятаться от тифа в логове льва? Или пытался заманить преследователей прямиком в клыки нечисти? Меня просто толкнул на это тот самый инстинкт, который заставляет преследуемую собакой кошку бросаться на дерево.

Я здорово рисковал. Даже армейцы не такие дураки, чтобы безоглядно сунуться в темную дыру подвала, откуда буквально за километр тянет застарелой кровью и разложением. Но им и не надо заходить. Достаточно всего лишь обложить подвал снаружи, а вампиры легко расправятся со мной внутри. Надежда была только одна. Если солдаты не заметят мой маневр и пробегут мимо, преследуя тень, я буду спасен. И конечно, если незваным гостем не заинтересуются нынешние хозяева подвала. Впрочем, может быть, они меня не почувствуют… Ведь я не собираюсь заходить далеко — всего лишь постою тут, за углом, возле стеночки.

Невеликий шанс. Но это все-таки шанс…

Выйдя за пределы падающего из дверного проема света, я прислонился спиной к неожиданно холодной и влажной стене и постарался унять лихорадочно колотящееся сердце. Не потому, что боялся людей — не в человеческих силах услышать стук сердца на расстоянии в добрый десяток метров, — но потому, что боялся выдать себя вампирам, для которых страх человеческий — лучшая приманка.

Я стоял за углом, сжимая в мокрой ладони скользкую рукоять пистолета, и вслушивался в шорохи окружающей меня тьмы.

Первый из преследователей прошел мимо подвала, бросив мимолетный взгляд в его зияющий чернотой провал и тут же отвернувшись. Стоя за углом и осторожно выглядывая, я видел его. Парню даже в голову не пришло, что кто-то может спрятаться в таком месте.

Второй вояка крадучись проследовал вслед за ним. Он вообще даже не взглянул в мою сторону.

Может быть, они все прошли бы мимо. Но именно в этот момент удача вновь отвернулась от меня.

Из темноты послышался шорох. И я вздрогнул, оборачиваясь и стискивая в ладони холодную рифленую рукоять пистолета.

На меня бледным призраком смотрело человеческое лицо. Знакомое мне лицо, пусть и отмеченное печатью смерти.

Ванька Бабушкин.

Бывший чистильщик? Коллега, соратник, друг? Нет… Уже нет. Всего лишь вампир. Кровосос, поддерживающий свое существование за счет чужих жизней.

Выцветшие глаза холодно смотрели на меня. А я смотрел в них.

Можно ли играть в гляделки с вампиром?

Играть можно. Но выиграть — нет…

Оскаленная морда вампира, белая и застывшая, как посмертная маска, метнулась ко мне с невозможной для человека скоростью. Украшенные грязными обломанными ногтями руки вцепились в рукав куртки. В опасной близости мелькнули ощеренные клыки.